Совсем иначе разворачивались дела в Венгрии. По каким-то своим соображениям отец туда не поехал, послал Микояна с Сусловым. То ли он не посчитал обстановку столь же критической, как в Польше, то ли после столкновения с Молотовым и Кагановичем возобладала концепция «коллективного» руководства. Не знаю. Ясно одно: доверивши разрешение кризиса не тем людям, отец совершил ошибку, которая дорого обошлась и венграм, и нам.
Микоян – блистательный переговорщик, способный «уговорить» любого «твердокаменного» партнера, выторговать все возможное и невозможное и затем еще кое-что в придачу. Но он – человек компромисса, всегда державший в запасе не одну запасную позицию, избегавший резких движений, боявшийся ультиматумов. Он бесконечно тасовал свои «карты», даже тогда, когда время разговоров прошло и от него требовалось решение. В силу своих качеств Микоян блестяще показал себя в переговорах с американцами, где позиции сторон устоялись, партнеры давно притерлись друг к другу и успех зависел от умения вести торг, от выдержки, если хотите, усидчивости. Из-за тех же качеств он провалил дело в Венгрии, не смог обозначить венгерским руководителям, неважно, Гере или Надю, границу, за которой, по словам Гомулки, «следовало непоправимое».
Кандидатура Суслова тоже оказалась неудачной. Михаил Андреевич всю жизнь пекся о сохранении в первозданной чистоте идеологических догм, подобно средневековым схоластам, реалии жизни выверял по цитатам из классиков марксизма-ленинизма. Если же не находил у них ответа, он терялся, начинал всплескивать руками, причитать по-бабьи. О возможности противостояния народа своей же «народной» власти классики не писали, и в Венгрии Суслов растерялся.
Все лето эта пара, Микоян с Сусловым, курсировала из Москвы в Будапешт, потом в Белград и снова в Будапешт. Они переговаривались сначала с Ракоши, потом, когда Микоян, по настоянию отца, вынудил его подать в отставку и уехать в Советский Союз, с преемником Ракоши – Эрвином Гере, человеком нерешительным и слабым. Тем временем события набирали обороты, в Венгрии, как и в Польше, нарастали не только антисталинские, но и антисоветские, антирусские настроения. Тон задавал «кружок Петефи» – неформальное собрание оппозиционеров-интеллектуалов, назвавшихся именем венгерского поэта-повстанца, погибшего 31 июля 1849 г. во время национально-освободительной революции.
В тот год венгры восстали, добиваясь освобождения из-под гнета австрийских императоров Габсбургов. На помощь Вене пришел Петербург, Николай I послал в Будапешт свои войска. Габсбурги-Романовы «навели в Будапеште порядок», пролив при этом реки крови. В Советском Союзе Шандора Петефи считали поэтом-революционером, нашим идеологическим союзником. У венгров же гибель Петефи вызывала совсем иные, антирусские ассоциации.
События в Будапеште развивались по польскому сценарию. Гере, как и Охаб, постепенно упускал из рук бразды правления, на первые роли выходил «обиженный» властями Имре Надь.
В октябре 1956 года Имре Надь возглавил венгерское правительство, однако, в отличие от Гомулки, быстро и необратимо утрачивал контроль над событиями, происходившими в столице. Через границу с Австрией в Венгрию хлынули эмигранты, в том числе союзники Гитлера в войне против СССР.
«Надь Имре. Этот человек шел за толпой, опирался главным образом на молодых мальчишек…» – такое мнение сложилось у отца.
По мере того как власть уходила из рук правительства, в Будапеште все большее влияние обретала уличная стихия. В ней зарождались свои центры власти. Неизвестно откуда взявшиеся молодые люди с повязками на рукавах творили на улицах самосуд, ловили коммунистов, тех, кого подозревали в связях с госбезопасностью и просто вызывавших подозрение прохожих, расстреливали на месте или, того хуже, вешали на фонарных столбах. Надь попросил ввести советские войска в Будапешт. Как только войска вошли в город, Надь, тут же под давлением толпы потребовал их вывести из Будапешта, а затем и вообще убрать советские войска из страны, заявил о выходе Венгрии из Варшавского договора.
Отпадали последние сомнения: если не принять немедленных мер, Венгрию мы потеряем, Имре Надь у власти долго не удержится, на смену ему придут люди куда более решительные, начнется кровавая баня. В результате в стране окажутся американцы. Советский Союз не мог позволить Даллесу откусить Венгрию от нашего общего «пирога».
В Москве мнения разделились. Молотов, Маленков, Первухин, Каганович, Жуков, Булганин, Суслов, Сабуров, Шепилов требовали принятия жестких мер. Микоян считал, что «без Надя не овладеть положением», следует повременить, не вмешиваться, вступить в переговоры, «не идти против воли народа»347.
Отец колебался, ему крайне не хотелось пускать в дело войска, проливать кровь. Тем самым он уподоблялся американцам, подавлявшим оружием освободительное движение в Гватемале и других центральноамериканских государствах, или, того хуже, – российскому императору Николаю I – жандарму Европы. Отец все надеялся, что «здоровые силы, рабочий класс» одумаются и сами наведут порядок. Накал страстей в Венгрии нарастал, правительство Имре Надя само уже висело на волоске. К исходу октября стало ясно: не одумаются, или на Венгрию следует махнуть рукой, или действовать решительно. Микоян тем временем слал из Будапешта шифровки о переговорах с Имре Надем о прощупывании почвы для компромисса.
Отец не считал себя, вообще Советский Союз, вправе принимать решение в одиночку, без консультаций с союзниками. 24 октября в Москву прилетели немцы – Ульбрихт с Гротеволем, президент Чехословакии Новотный, Живков и Югов от Болгарии. Они согласились с советской позицией, которая, в свою очередь, менялась день ото дня. Отдельно от остальных вечером того же дня всем Президиумом встретились с эмиссаром Мао Цзэдуна Лю Шаоци. Результат тот же, вернее, пока никакого результата. Лю Шаоци остался в Москве, до Пекина, по тем временам, два дня лета, а руководители восточноевропейских стран разъехались по домам.
Всю следующую неделю Президиум ЦК собирался практически ежедневно, а то и по несколько раз на день. За изнурительными заседаниями Президиума следовали не менее изнурительные, часто ночные переговоры с китайцами. Изнурительными они стали не из-за какой-то особой китайской позиции – Мао Цзэдуна Венгрия не волновала: хотите подавить волнения силой, подавляйте, решите все пустить на самотек – пускайте. Отец изнурительно боролся сам с собой. А тут случилась новая напасть, 29 октября Израиль атаковал Египет, а еще через день его поддержали вооруженные силы Англии и Франции. Под шумок, в тени венгерских событий, они решили восстановить контроль над Суэцким каналом. Прошедшим летом его национализировал свергнувший проанглийского короля Фарука новый президент нового Египта Гамаль Абдель Насер.
Отец наконец решился: бездеятельности нам история не простит. Утром 31 октября он предложил советскому руководству силовое вмешательство в Венгрии. Вызвали маршала Конева. Он доложил: для подготовки операции потребуется три дня, начинать можно в ночь на 4 ноября. Президиум ЦК проголосовал единогласно «за», правда, отсутствовал Микоян. Он еще не прилетел из Будапешта, его ожидали только к вечеру. Лю Шаоци согласился – без вооруженного вмешательства не обойтись. Больше не полагаясь на Микояна с Сусловым, отец взялся сам облететь союзников.
