В 1954 году на II съезде писателей первым секретарем Союза избрали не «бессменного» Фадеева, а поэта Алексея Суркова. В следующем году он потерял пост вице-президента Всемирного совета мира, его место занял Илья Эренбург. Фадееву пришлось удовольствоваться рядовым членством в Бюро. И, наконец, главное – на ХХ съезде партии его не избрали в члены ЦК, перевели в кандидаты. Фадеев, не представлявший себе жизни вне власти, оказался в положении верного пса, со смертью хозяина отставленного от дома.
Фадеев сидел на даче, от отчаяния пил. Затем взял себя в руки и, если верить близкому другу Фадеева Эренбургу, «за последний, предсмертный месяц не выпил ни рюмки»401. Как и все алкоголики, резко выходящие из запоя, он впал в глубокую депрессию, на которую наложился «политический» стресс. Самоубийство в таком случае, по мнению психиатров, представляется больному единственным выходом, а у Фадеева к тому же, в отличие от рядовых советских алкоголиков, имелся револьвер. Находясь в состоянии похмельного синдрома, он пустил себе пулю в сердце. Так его и нашли – в одних трусах, полулежащим на пропитанной кровью кровати. Рядом на тумбочке стояла фотография Сталина, на полу валялся револьвер.
Другие, в основном друзья покойного, считают, что причиной самоубийства стал не алкоголь, а неизбывная тоска. Что ж, возможно, они и правы. Избавление от внутреннего рабства – процесс болезненный, Фадееву это оказалось не под силу. В адресованном руководству страны письме он выплеснул все обиды, назвал их «самодовольными сатрапами, невеждами», в силу этого своего «невежества» отказавшими ему в общении, не идущими ни в какое сравнение с «образованным сатрапом-хозяином Сталиным».
Когда отцу доложили о случившемся, он распорядился устроить приличествующие рангу Фадеева похороны, а посмертное письмо отправил в архив. И снова возникает параллель с Пастернаком. Он тоже тосковал по «хозяину», на самоубийство близкого ему по духу Фадеева отреагировал психологически примечательным стихотворением «Культ личности забрызган грязью…»
И каждый день приносит тупо,
Так что и вправду невтерпеж,
Фотографические группы
Одних свиноподобных рож.
И культ злоречья и мещанства
Еще по-прежнему в чести,
Так что стреляются от пьянства,
Не в силах этого снести.
Написанные Пастернаком строки попали в очередную справку КГБ о настроениях в стране. Отцу их представляли еженедельно. Платные и бесплатные информаторы, последних среди писателей было более чем достаточно, регулярно сообщали, кто, что и кому сказал. Два десятилетия назад Сталин, из такого же доклада, узнал о непочтительном стихотворении Осипа Мандельштама, посвященном «Кремлевскому горцу». Поэт заплатил за него жизнью. Отец на донос собратьев по перу Пастернака не отреагировал никак, вернул серо-голубую кагэбэшную папку без своих помет.
Слухи о самоубийстве Фадеева разошлись по Москве как круги по воде. «Мне сказали об этом в Доме творчества, – записывает по горячим следам Корней Чуковский. – Я сейчас же подумал об одной из его вдов, Маргарите Алигер, наиболее его любившей. Поехал к ней, не застал. Сказали: она у Либединских. Там смятение и ужас, Либединский лежит в предынфарктном состоянии, на антресолях рыдает первая жена Фадеева Валерия Герасимовна, в боковушке сидит вся окаменевшая Алигер. Ее дети, в том числе и дочь Фадеева, в Москве, в Переделкино приехать не могут»402.
Я тоже бросился к отцу с расспросами, он, не вдаваясь в подробности, сказал, что подобный конец для запойных пьяниц скорее правило, чем исключение, самоубийство Фадеева – явление медицинское, а не общественное. Углубляться в подробности отец явно не хотел.
У Эренбурга я прочитал, что в сообщении о смерти Фадеева сначала хотели указать на алкоголизм как причину самоубийства, но писатели запротестовали. Маргарита Шагинян, женщина экзальтированная, якобы даже дозвонилась до отца и заявила, что в таком случае она тоже застрелится403. Отец понимал, что все это пустяк, не тот она человек, чтобы стреляться, но и ссориться с ней не имело смысла.
Слова об алкоголизме Фадеева из газетного сообщения исключили.
Фадеева жалко – и как человека, и как писателя – он тоже жертва Сталина, но конец его закономерен со всех точек зрения: гражданской, профессиональной и медицинской.
День за днем
15 мая 1956 года в СССР начались гастроли американского скрипача Игоря Стэрна. 6 июня 1956 года отменили введенную 3 октября 1940 года Сталиным плату за обучение в последних трех классах средней школы и в высших учебных заведениях. Ситуация парадоксальная – студент платил государству за свое обучение около трехсот рублей в год, и одновременно государство выплачивало ему стипендию, рублей 200–250 в месяц в зависимости от престижности учебного заведения. Почему Сталин так решил, не знаю, отец ничего об этом не говорил. Наверное, и сам не был в курсе дела. Отменить плату за обучение собирались еще годом раньше, но во время обсуждения вопроса на Президиуме ЦК отец в тот день почему-то отсутствовал, воспротивился Молотов – из бюджета тем самым изымался «лишний миллиард рублей»405.
Создали комиссию во главе с Микояном. Тот пошел к отцу. Отец посоветовал ему мнением Молотова пренебречь. Молотов обиделся, но от открытой полемики с Хрущевым воздержался.
Вокруг Европы
В ночь на 6 июня 1956 года из Одессы в круизный рейс вокруг Европы отправился теплоход «Победа». Его 423 пассажирам в течение 25 дней предстояло посетить шесть стран, из них пять капиталистических, в Греции осмотреть Пирей с Афинами, в Италии – Неаполь, Рим, Сорренто, съездить на остров Капри, во Франции прогуляться по Гавру и Парижу, в Голландии осмотреть Роттердам, Гаагу и Амстердам и «на закуску» заехать в шведский Стокгольм. Оттуда «Победа» следовала в Ленинград, где ей предстояло загрузить новую порцию туристов и с ними плыть домой в Одессу. Произошло абсолютно немыслимое: заплатив деньги, замечу – немалые, любой, кто хочет, если, конечно, получит заграничный паспорт, может вот так, запросто, не в командировку, а для своего удовольствия отправиться за границу. Слухи о круизе ходили по Москве давно, но мало кто верил. Возражал Минфин, там не считали целесообразным обмен с таким трудом заработанной валюты. Напомню, что нефтью тогда не торговали, а в свое время «с целью укрепления престижа» Сталин установил обменный курс: один американский доллар на четыре наших старых дореформенных рубля. От этого не имевшего ничего общего с реальностью курса страдали в первую очередь дипломаты и заезжие иностранцы, но их страдания никого не интересовали. Теперь Минфину предстояло менять по тому же курсу не их доллары и франки на наши рубли, а рубли на фунты стерлингов и марки. К сетованиям финансистов отец отнесся серьезно, поручил подумать об установлении в будущем более реалистичного курса обмена валют, а пока приказал менять. Правда, обмен на валюту ограничили почти символической суммой, если не ошибаюсь, в тридцать пять рублей.
Возражала и госбезопасность: уследить за сотнями туристов, да еще за рубежом, по их мнению, не представлялось возможным. Генерал Серов вернулся от отца ни с чем, «секретоносителей» в круиз не пускали, а до остальных… Отец посоветовал ему не считать всех советских людей потенциальными шпионами и перебежчиками. Тем не менее за Комитетом зарезервировали какое-то количество билетов.
