– Хорошо, – сказала Бланка и вышла из машины.
Она шла, как шли первохристиане на арены римских цирков, отбросив все сомнения и не колеблясь. Она сделала выбор и решила до последней секунды не покидать своего Лучо. По бетонному шоссе гулко цокали высокие каблучки ее босоножек. Она шла, отрешенная от всего земного и углубленная в себя. Там, в глубине ее подсознания, звучал чей-то голос, который настойчиво просил, умолял, убеждал ее отказаться от задуманного, подумать о себе, о ребенке, о миллионах детей, которых она обрекает на неминуемую, страшную гибель.
Неожиданно кто-то схватил ее за руку и притянул к себе.
Нагло улыбается здоровая красная морда, дыша табаком и перегаром.
– Хэлло, крошка! – рявкнул сержант Уильям Перри. Он со своим закадычным дружком сержантом Джоном Нагентом возвращался из казино, где за два часа успел просадить двухмесячное жалованье и теперь утешался бутылкой кукурузного виски, прихваченного из салуна «Старый ковбой». Нагент отстал, справлял малую нужду у витрины магазина готового платья г-на Штирлинга.
– Пустите меня! – закричала Бланка.
– О, фройляйн говорит по-английски! – засмеялся Перри. – Фройляйн хочет выпить? Битте! – и ткнул ей в губы горлышком бутылки. – Битте, майне кляйне гут мейтхейн Берта!
После десятого «хайбола» все женщины мира для сержанта становились Бертами.
– Простите, – прозвучал за его спиной осторожный голос. – У вас не найдется закурить?
Сержант повернулся и сверху вниз взглянул на коротышку, который едва доставал ему до локтя. И воскликнул:
– Силы небесные, япошка! Джони! Гляди-ка, здесь откуда-то япошка взялся! У-у-у, ты мой косоглазенький… – Его рука потянулась к лицу Маленького Бернандино. Это были его последние слова. В следующую секунду Бернандино подхватил его тяжело осевшее тело и свалил в кювет. Рядом раздался негромкий хлопок. Друзья-сержанты закончили свои счеты с мирской жизнью.
В 1945-47 годах у излучины речушки Наухвейзель располагалась мотопехотная дивизия, сержанты которой, жившие весьма обособленно, предпочитали вместо клозета пользоваться утоптанным, обрывистым берегом речки. Позже они уверяли, что понятия не имели, где берет воду для кухни генеральский повар. Над их проделками хохотал весь оккупационный корпус. Речка эта тогда же была прозвана Сержантской. В 1956 году на этом месте было начато строительство ракетной базы. Спустя двадцать лет была проведена ее модернизация, а затем и повторная модернизация с учетом важного стратегического расположения базы. В описываемые дни на территории базы находилось в полной исправности и готовыми к немедленному употреблению полтысячи баллистических ракет с атомными и термоядерными боеголовками, нацеленными на важнейшие оборонные объекты и крупнейшие города Восточной Европы и Советского Союза. Их общий тротиловый эквивалент превышал З миллиарда тонн. Во избежание поражения с земли и воздуха, все они поднимались в термосферу нашей планеты и обрушивались вниз с высоты 150–200 километров. На такой высоте их могли подбить только рентгеновские лазеры с орбитальных пушек. Не желая подхлестывать гонку вооружений, Советский Союз заявил, что не собирается выводить оружие в космос. И не выводил.
– Иди быстрее! – шепнул Бернандино.
– Я боюсь, Нарди! – пискнула Бланка и залилась слезами. – Я ужасно боюсь!
– Я тоже боюсь, – ответил человек, потерявший и имя, и родину. – Я боялся еще в утробе матери, пережившей эту бомбу. Я боялся, когда половина моей родни передохла от рака, и даже теперь, когда знаю, что у меня белокровие и я протяну не больше года – я боюсь! Но чем они лучше меня? Пусть и они подыхают! Иди!
Джип коротко пибикнул.
– Иди!
Через десять с половиной минут Бланка подошла к забору и пошла вдоль него медленно, будто прогуливаясь. Ее объектом была вышка. Ближняя к воротам. Часовой заметил ее и свистнул. Она также ответила свистом, засмеялась и помахала рукой.
– Эй, ты, – сказал часовой, – проваливай отсюда.
– Ах, какие мы сердитые! – засмеялась Бланка, останавливаясь в центре круга, высвеченного огромным прожектором. – Не бойся, я тебя не съем!
– Не положено, – сказал рядовой Томас Робертсон (24 года, холост, в 1985 году окончил университет в городе Оклахома-сити, штат Оклахома, получив степень магистра философии. Пробыв год безработным, завербовался в армию).
Девушка, стоявшая внизу, ему понравилась. Худенькая, стройная брюнетка, не похожая на дебелых городских красоток. Тем более, они предпочитали пастись в центре.
– Как тебя зовут? – спросил Томас.
– Меня? Маргарита. А тебя?
– Меня – Томас. Томми. – Он улыбнулся. – А та – француженка?
– А тебе так нравятся француженки?
– Мне нравишься ты.
– Тогда слезай ко мне со своего насеста.
– Не могу, – засмеялся он. – Служба.
Где-то вдали загудели моторы. Колонна военных автомашин приблизилась к контрольно-пропускному пункту.
«Новобранцев привезли», – рассеянно отметил Томас.
– А хочешь, я залезу к тебе? – предложила Бланка.
– С удовольствием, – ответил часовой. – Только здесь бьет током.
– Сильно?
– Пять тысяч вольт.
– Ого! – с уважением протянула Бланка. – А может, что-нибудь придумаем? А то мне скучно.
– Завтра с утра. У меня будет увольнительная, и я тебя разыщу. Где ты живешь?
– В гостинице. Хочешь, я брошу тебе ключ?
– Давай! – крикнул Томас. – Меня в полночь сменят, я отмечусь – и сразу к тебе. Идет?
– Идет, – сказала она, нащупав в сумочке мягкую пластиковую грушу, завернутую в промасленную бумагу, и продела палец в кольцо. – Идет! – Она размахнулась и бросила комок в вышку: – Лови! – и упала лицом в черную жижу придорожной канавы.
* * *
«К черту, – думал Антон, – всех к черту. В отставку. Все равно засмеют. Закавказская сивилла! Бред! Спиритизм. Ясновидение… Так и до столоверчения дойти недолго… «Вы ко вне со всякими вашими колдуньями не суйтесь!» И даже если э т о все же произойдет, все равно в нее никто не поверит. Мало ли что кому снится«… А ты… Ты сам в нее веришь?» – спрашивал он себя.
И не находил ответа.
Холодный рассудок, профессиональная выдержка и элементарная логика отметали любые связи с потусторонним миром. Парапсихология и телепатия за годы существования прокормили немало мошенников и дали достаточно пищи для юмористов и фантастов. И сам Антон, на что уж часто соприкасался с тайными сторонами мира сего, но ни разу… Ни разу? Но ведь были же мгновения, когда он поступал противу всякой логики, и оказывалось, что сделал единственно верный ход. Были моменты озарения, какого-то непонятного сверхвидения, когда, в период величайшего напряжения всех душевных сил, его соратники творили буквально чудеса и позже, вспоминая об этом, смущенно разводили руками, не веря себе. Значит все же ч т о-т о б ы л о? Но что?
