т. Постовалов – С вами никто плохо не говорит. Вам сообщили обстановку, которая сложилась в связи с вашими мемуарами. А вы кричите и стучите по столу.
т. Хрущёв – Это нервы, я не кричу. Разное положение и разный возраст.
т. Пельше – Какие бы ни были возраст и нервы, но каждый член партии должен отвечать за свои проступки.
т. Хрущёв – Вы, т. Пельше, абсолютно правы, и я отвечаю. Готов нести любое наказание, вплоть до смертной казни.
т. Пельше – КПК к смертной казни не приговаривает.
т. Хрущёв – Практика была. Сколько тысяч людей погибло. Сколько расстреляно. А теперь памятники врагам народа ставят. Это меня радует и огорчает. Тому же Постышеву, Блюхеру, Станиславу Викторовичу Косиору.
т. Пельше – Это лишний разговор.
т. Хрущёв – Это прямой разговор, он относится к нашей теме. Я тогда сказал т. Кириленко, вам и т. Демичеву, что стоял и стою на решениях XXII съезда партии и пока живу, буду сторонником этих решений. Убийц надо разоблачать. Они умерли, но если сейчас поднимать на пьедестал убийц, то, может быть, кое-кому тоже понравится повторить. Я против этого. На XX съезде партии я в отчетном докладе о культе личности ничего не сказал, а в процессе съезда решили об этом сказать отдельно. Материалы по этому вопросу были подготовлены комиссией под председательством т. Поспелова. Но тогда получилось, что один доклад отчетный, а другой о Сталине. Если бы было два докладчика, то это могло породить разные мнения. Я согласился сделать и второй доклад.
т. Пельше – Этот доклад известен. Партия из этого сделала выводы. Но как выйти из того положения, которое сегодня сложилось?
т. Хрущёв – т. Пельше, лучший выход из положения – это не создавать вокруг Хрущёва то, что создано, а создать ему условия, на которые он имел право. Я считал и говорил, что в 65 и даже в 60 лет надо освобождать первые места для более молодого поколения.
т. Пельше – Но вы же не ставили этого вопроса.
т. Хрущёв – Ставил.
т. Пельше – Не знаю.
т. Хрущёв – Вы не знали потому, что другое положение занимали. Когда исполнилось Мжаванадзе 60 лет, я говорил ему: вас надо передвинуть председателем президиума Верховного Совета Грузии.
т. Пельше – Но не это является темой нашего разговора сегодня. Если вы считаете, что это провокация агентства «Тайм», то вы могли бы сделать об этом заявление?
т. Хрущёв – Меня никто не спрашивает.
т. Пельше – Вы могли бы заявить, что никаких мемуаров не писали…
т. Хрущёв – Этого я не могу сказать, я диктовал.
т. Мельников – Вы их не написали?
т. Хрущёв – Они еще не закончены. Я заболел.
т. Постовалов – Незаконченные мемуары не могли у вас заполучить агентства.
т. Хрущёв – Как известно, в любом государстве авторы должны заключать договор с издательствами, которые и получают право на публикацию их материалов. Другого права нет.
т. Постовалов – Поэтому и надо из создавшегося положения найти выход. Нельзя ли так вам именно и действовать. Дать ответ врагам на их действия. Все это будет правильно и здраво.
т. Хрущёв – Каждый сумасшедший считает, что он не сумасшедший. Я не считаю себя сумасшедшим. Может быть, вы по-другому оцениваете мое состояние.
т. Постовалов – Значит, по-здравому и надо решать вопрос.
т. Хрущёв – Я говорю, что в моих воспоминаниях есть такие сведения, которые являются секретными и которые не могут быть опубликованы ни при моей жизни и еще неизвестно когда после моей смерти. Хотя, вы знаете, вообще секретов не бывает. В сговоре по убийству Павла участвовал его сын Александр. И о том, что он убийца, знали все…
т. Постовалов – То, что вы написали, не является секретом?
т. Хрущёв – Но время опубликования этих материалов должна была бы определить партия. Наверное, многие верят, например, что войну в Корее начали американцы. Я-то знаю, что Ким Ир Сен ее начал. Я находился в это время у Сталина. Но этого не надо объявлять сейчас.
т. Мельников – Но вы же диктуете об этом.
т. Хрущёв – Я диктую, потому что при мне это было. Я знаю об этом. Это мое право.
т. Постовалов – А если будет напечатано об этом?
т. Хрущёв – Я говорю, этого не может быть, с моей точки зрения.
т. Пельше – Ваша диктовка проходила через многие руки на лентах и машинке и вы не можете дать гарантию, что она каким-то образом не попала туда, куда не следует. Вы отвечаете за то, что вы диктуете.
т. Хрущёв – Это другой вопрос, т. Пельше. Вы хотите сказать, что я не должен писать.
т. Пельше – Вы за свои проступки должны отвечать.
т. Хрущёв – Делайте, что вам положено.
т. Пельше – Если вы считаете, что делаете все в интересах нашей страны, то было бы целесообразно сейчас сделать заявление о том, что вы никаких материалов не писали и никому не передавали и что готовящаяся публикация ваших мемуаров является клеветой, фальшивкой.
т. Хрущёв – Я повторяю, я хочу умереть честным человеком. То, что я написал, я никому не давал. Это точно.
т. Мельников – Но если они напечатают, это будет фальшивка?
т. Хрущёв – С моей точки зрения, да. Вы тоже понимаете. Зачем так разговаривать, подцеплять и ловить меня на крючок. Я старый, кому я нужен. Никакой крючок на меня не действует. Поэтому я вам говорю, Зиновьев…
т. Пельше – Это вопрос другой. Дайте нам ответ по существу поставленного перед вами вопроса. Надо сделать так, чтобы иностранцы в ближайшее время не опубликовали ваши воспоминания.
т. Хрущёв – Я этих воспоминаний не знаю. Откуда они и что это за воспоминания.
т. Пельше – Речь идет о ваших воспоминаниях.
т. Хрущёв – Вы говорите на основании заявления посла.
т. Пельше – Но 23 ноября, т. е. через 13 дней, они будут в печати. Сейчас они находятся в типографии.
т. Хрущёв – Никто, и я этих мемуаров не видел.
т. Постовалов – Каково будет ваше отношение, если они появятся?
т. Хрущёв – Вместе с вами возмущаюсь.
т. Постовалов – Этого мало.
т. Хрущёв – Я готов заявить, что никаких мемуаров ни советским издательствам, ни заграничным я не передавал и передавать не намерен. Пожалуйста, напишите.
т. Постовалов – Если они написаны в черновике, ведь нельзя сказать, что они написаны.
т. Хрущёв – Таких документов нет. Поэтому я считаю, что мои материалы изъяли. Эти методы нарушают ленинские нормы и порядки жизни партии. Я протестую, т. Пельше. Я прошу вернуть мои материалы.
т. Пельше – Напрасно протестуете. Вы говорите, есть материалы, которые нельзя публиковать. А если они гуляют по Москве?
