У нас нет соответствующих сведений. Они не появились в печати из-за чувства ложного стыда. Это неправильно. Считаю, что было бы полезно, если бы такие работы были опубликованы. Может быть, даже подготовлены каким-то научным институтом, который провел бы глубокий научный анализ былого. Надо изучать прошлое, чтобы не допускать тех ошибок, которые были допущены раньше, и исключить их в настоящем и будущем. К сожалению, Сталин в то время уже стоял на неправильных позициях. Он многое признавал, но сам перед собой, в туалете. А высказать это где-то публично, чтобы другие услышали, он считал унизительным. Нет, это не унижение! Признание заслуг своего партнера не принижает наших заслуг. Наоборот, объективное заявление подняло бы нас еще выше в глазах всех народов и ни в какой степени не принизило бы наших достоинств, наших успехов, наших побед, значения тех решающих ударов, которые мы нанесли по общему врагу. Но это было для Сталина невозможно. Он старался прикрыть нашу слабость, полагая, что это делает нас как бы сильнее противника: пусть нас больше боятся. Это глупый вывод, неправильный. Противника не обманешь: он умеет считать, умеет анализировать, а наш народ все понял бы правильно.
Возможно, Сталин боялся, что откровенность в этом вопросе когда-то обернется и против него: почему не предвидел? Это уже другой вопрос. Думаю, что надо было бы пойти на откровенное признание, не щадить себя, потому что лучшая помощь стране и делу, которому ты служишь, – не прикрывать недостатки, а вскрывать их, даже с болью, чтобы народ все увидел. Тогда народ правильно поймет тебя, оценит и поддержит, если нужно, то и простит ошибки, которые были допущены. Если люди искренне анализируют ошибки, следовательно, они не будут их повторять. Могут сказать: «Вот Хрущев критикует Сталина, а сам в этих вопросах анализа и критики на Сталина же и ссылается». Верно. Впрочем, полагаю, что мои товарищи, с которыми я вместе работал под руководством Сталина, тоже оставят какие-то воспоминания. Если они будут объективны, то не побоятся перед историей рассказать о недостатках Сталина, обо всем том, что они знали. Сталин же то, о чем я сейчас рассказываю, обычно говорил не один на один, а и в беседах, в которых участвовало 5, 7, 10 человек. Не все члены Политбюро принимали обычно участие в заседаниях Сталина. Сталин всегда выбирал какую-то группу, которую он приближал к себе, а какую-то группу как бы в порядке наказания некоторое время не приглашал. В такую группу мог попасть кто угодно. Одних он приглашает сегодня, а завтра пригласит тех, которых не приглашал вчера.
То, о чем говорил Сталин на этих заседаниях, являлось правильным, глубоким и трезвым признанием на основе сопоставления всех фактов, определяющих, быть нам на свете или не быть, победить или же проиграть войну. Когда там Сталин хорошо оценивал роль наших союзников, я был абсолютно согласен с ним и считал, что это – правильный анализ фактов. Сказать это никогда не поздно. Ведь новое поколение, которое сменит современное руководство страной, обязательно осмелится объективно осветить начало войны. Сейчас это уже не имеет принципиального значения. Все равно наши вчерашние союзники сегодня стали нашими противниками. Признание их помощи нам с точки зрения материального обеспечения и вооружения в то время не отражает нынешнего состояния дел, потому что сейчас мы находимся в другом положении. Шутка ли сказать, дожили до такого времени, когда нас считают второй державой по промышленному потенциалу в мире! Мы действительно являемся такой державой.
Мне британский премьер Макмиллан
[603], когда я в свое время беседовал с ним, говорил: «Ну что сейчас Англия? Англия сейчас уже не та, когда она была владычицей морей и определяла мировую политику. Теперь все решают две страны – США и СССР». Почти в таких же выражениях мне сказал это де Голль, президент Франции, человек трезвого ума. Он сказал: «Господин Хрущев, сейчас США и Советский Союз – вот два великих государства. Франция не имеет того величия, какое имела в прошлом. Теперь она уже не может определять мировую политику». Таково признание нашей мощи, нашей роли и значения в мировой политике. Поэтому нисколько не умалило бы нашего достоинства признание, что в прошлом эти страны оказали нам такую помощь, которая существенно повлияла на исход войны.
Повторяю: они оказали нам помощь не ради победы дела социализма, идей марксизма-ленинизма. Для них стоял вопрос о жизни или смерти. Они нам помогали для того, чтобы наша армия не пала под ударами гитлеровской Германии, а, опираясь на более современное вооружение, перемалывала бы живую силу врага, тем самым ослабляя и себя. Это ведь тоже было в интересах наших союзников. Они хотели выбрать подходящее время и активно включиться в войну против Германии тогда, когда Советский Союз уже не обладал бы мощью и не занимал бы решающего положения при решении мировых проблем после разгрома Германии. Поэтому их помощь – это не любовь к нашему народу и не проявление уважения к нашей государственной системе, а результат трезвого взвешивания возникшего тогда положения для западных стран.
Ситуация сложилась так, что мы стали союзниками с ними, чтобы выиграть эту войну против общего врага. Англия и США хотели воспользоваться ситуацией и использовать наши государственные и главным образом людские ресурсы, с тем чтобы чужими руками перемолоть силы общего врага, добиться победы и получить возможность самим вершить судьбы мира. Этим они и руководствовались, когда помогали нам. Они не стыдились того, что идут на союз с социалистическим государством – заклятым врагом капитализма. И Сталин, нужно отдать ему должное, тоже пошел на это. Конечно, не от хорошей жизни, а потому, что иного выхода не было, никакого выбора не было. Но это был путь к спасению. Единственный путь, чтобы выжить и выиграть войну. Так я оцениваю этот вопрос, и такое же мнение я слышал от Сталина. Он подробно не разбирал тот период войны. Но не требуется больших усилий, чтобы прийти к такому заключению. Он понимал это и говорил об этом.
Я надеюсь, что моя точка зрения найдет отражение в исследованиях тех историков, которые попробуют объективно разобраться в обстановке, сложившейся в 1941–1943 годах. Впрочем, и в 1944–1945 годах американцы многое нам давали. Уже после войны Жданов съездил в США, и мне сказали, что после этого по ленд-лизу мы получили мощный прокатный американский стан и этот стан решено смонтировать на заводе им. Ильича в Мариуполе, потом этот город назвали Жданов
[604]. Я туда съездил. На монтаже работали японцы. Монтаж был организован узлами, чтобы быстрее ввести стан в строй. Помню, говорил я с японцами, спрашивал об их жизни. Потом мы шутили над тем, что нам пленные японские солдаты отвечали: они приехали сюда помогать русским, их прислал помогать микадо. Они считали себя не пленными, а посланцами микадо (императора).
Итак, мы получали от союзников оборудование, корабли, много военного снаряжения. Это сыграло важную роль в войне. Почти вся наша артиллерия была на американской тяге. Как-то уже после смерти Сталина я предложил: «Давайте все машины, которые мы производим, дадим нашим военным, потому что просто неприлично смотреть: идет парад, а тягачи – американские». Почти вся наша военная техника, которая стояла в ГДР, тоже была на американских «студебеккерах». Это неудобно, это для нас позор. Уже сколько лет прошло, как кончилась война, а мы все еще ездим на американской технике.
