Такой анекдот рассказывали о деревенских людях, которые приходили в город на заработки. Как правило, то были сезонные рабочие, да и строительные работы велись посезонно. А вот другой анекдот, тоже гулявший в свое время. Один строитель наверху кладет кирпичи, второй подает их снизу. Верхний кричит: «Ванька, давай материал!» – «Какой еще материал?» – «Ведро с водой». – «Нету его, корова пришла и выпила». В пролетарской среде, где прошла моя юность, большим авторитетом пользовались профессии металлистов – слесарей, токарей, металлургов. Я избрал профессию слесаря. К строительному делу в какой-то степени приобщился только после Гражданской войны, когда работал секретарем райкома и потом заведовал орготделом окружного комитета партии. В Советской России начались восстановительные работы. В глубь этого дела я не вникал, считая его примитивным. Техника и материалы оставались теми же. Культура и технический уровень строительства нарастали медленно.
Учась в Промышленной академии, я поступил на факультет черной металлургии. Потом создали строительно-промышленный факультет, ректором которого стал старый большевик Каминский. Недавно позвонила его жена и поздравила меня с днем рождения, а заодно напомнила о тех годах, которые я провел в Промышленной академии. Каминского, по сравнению с нами, мы тогда уже считали стариком. Впоследствии он разделил судьбу многих старых большевиков, был уничтожен. Его супруга отсидела ни за что много лет как жена «врага народа». Я относился к ее мужу с большим уважением, а когда меня избрали секретарем партийной организации Промакадемии, мне приходилось часто с ним встречаться по нашим академическим делам. Касалось это и специализации, потому что после организации строительно-промышленного факультета ЦК партии принял решение о переводе туда студентов с других факультетов – индустриального, металлургического и текстильного. Сначала обратились с вопросом: «Кто добровольно желает?» Я не помню, чтобы на нашем факультете оказались желающие, равно как и на других факультетах. Пришлось переводить людей по партийной линии и объявить дополнительный набор.
Вот как тогда относились к строительному делу, в том числе и я: фактически по-прежнему. Тут я проявлял непонимание его важности. И только когда я в 1932 году стал работать вторым секретарем Московского городского партийного комитета, то с того времени и далее, вплоть до конца своей партийной и государственной деятельности, волею судьбы приобщился к строительному делу. Возведение жилищ и предприятий, налаживание коммунального хозяйства, прокладка дорог, строительство Московского метрополитена – все это оказалось в нашей жизни настолько острым, что меня оно засосало и увлекло. Но увлекало не строительное дело само по себе, а новый вид деятельности. Ведь сооружение новых предприятий и организация службы быта – это конкретное выражение ленинских идей строительства социализма. Оно заключается не только в изучении теории. Социализм привлекателен тем, что должен давать материальные блага трудящимся. Социализм – общественный строй, ставящий на первый план интересы трудящихся. Без материальных вещей нет и социализма. Поэтому-то рабочий класс и является главным двигателем борьбы со старым обществом за новый, социалистический строй. Мое конкретное приобщение к строительству выражалось тогда в решении оргвопросов при создании заводов, фабрик, жилищ, бытовых учреждений, школ, больниц – всего того, в чем нуждается каждый человек.
Этот вид моей деятельности усложнялся по мере того, как я последовательно становился вторым секретарем Московского горкома ВКП(б), вторым секретарем Московского обкома, первым секретарем горкома и обкома партии. На XVII съезде ВКП(б) меня избрали членом ее ЦК. Для меня участие в индустриализации страны стало увлекательной, причем конкретной работой, я ее полюбил и отдавался ей без остатка. У меня не было никакой другой жизни, кроме партийной работы. Я занимался формированием парторганизаций, нацеливал их на решение задач строительства социализма. А строительство все еще опиралось на достаточно примитивную технику. Если сейчас действуют башенные краны, то тогда мы пользовались «козой», это такое приспособление: оно набрасывалось на плечи, а на доску, которая располагалась на спине, клали стройматериал. Получалась тяжелая ноша. Человек, согнувшись и держа за ручки «козу», брел по сходням, как на корабле, с этажа на этаж, транспортируя кирпич, известковый или цементный раствор. Таковы были наши подъемные средства. Потом мы стали устраивать простейшие подъемники: поднимали груз на верхние этажи элементарными механическими средствами вроде лебедки.
Однако, независимо от этого, работа сама по себе была увлекательна тем, что ты сразу видел: построили новый дом и предоставляем людям квартиры. Правда, они тотчас переполнялись жильцами, так как жилья строилось мало. Деньги направлялись в основном на возведение промышленных предприятий. Без этого строй, рожденный Октябрем, не смог бы укрепиться в капиталистическом окружении. В Москве стали строить огромный автозавод там, где прежде стояли мастерские, завод шарикоподшипников, «Нефтегаз», «Фрезер», авиационный завод, ЦАГИ. Даже не могу перечислить все то, что тогда возводилось. Люди жили в примитивных условиях, но с энтузиазмом принимали участие в строительстве. Потом началось строительство метрополитена. Оно меня всего увлекло. Я уходил домой с работы через шахты метро и на работу приходил через метро – мне было поручено курировать это строительство.
Фактически я превратился в организационно-политического руководителя «Метростроя» без официальной должности в нем. После окончания первой очереди метро в 1935 году я был награжден первым в моей жизни орденом Ленина за № 110, в ту пору самой высокой наградой. Этот орден учредили в 1930 году и за истекшие пять лет выдали ранее только сто девять его знаков. Вот как скупо награждались тогда этим орденом люди. Тем почетнее считалась награда. Потом орденом Ленина стали награждать чаще и больше, что принизило его значение. Принизило – не значит обесценило. Нет, он высоко ценится и сейчас, но когда существует больше возможностей получения, он сияет уже не тем блеском и для окружающих, и для награжденных.
Помню, как мы приступили к строительству хлебозаводов в Москве. В столице действовали мелкие пекарни, как правило, в нижних грязных этажах домов с тараканами и прочими «прелестями». Тесто месили вручную, получалась антисанитария и еще Бог знает что… Если бы люди видели, как готовится хлеб, то потеряли бы аппетит. Мы увлеклись тогда большими, индустриальными хлебозаводами и купили для Москвы несколько таких комплектов в Англии. Потом инженер Марсаков сконструировал такой же завод
[842]. Он прежде работал на Красной Пресне, где готовилось оборудование для хлебозаводов. По его проекту создали оборудование для Хлебозавода № 5. Кажется, он функционирует доныне
[843]. Потом ему присвоили мое имя, и он носил его до тех пор, пока мы не приняли решения о том, чтобы перестать присваивать имена руководителей страны и других общественно-политических деятелей при их жизни городам, предприятиям, колхозам и т. д. Это было моим предложением.
