Советское государство вынуждено было перейти на распределение, то есть ввести карточки. Фактически вернулись к старому военному времени, когда царила продразверстка. Собственно говоря, продналог продолжал существовать, но он стал понятием условным. Потребности государства в сельскохозяйственной продукции: хлебе, молоке, мясе и овощах, – превышали возможности колхозов. Вводилась система так называемого перевыполнения плана. Что это такое? В колхоз приезжал секретарь районного партийного комитета и определял, сколько граммов выдавать на трудодень колхознику, а все остальное – сдать. Не всегда руководители придерживались и этого принципа. Вводилась разверстка по районам и областям, обязывающая прежде всего выполнить план сдачи продукции государству. Это означало – сдать все, что произвели, а на трудодни не оставалось ничего. Крестьянин за свою работу ничего не получал, и он утрачивал всякий интерес к работе в колхозе, переходил на самообеспечение. Все, чем он мог распоряжаться, было то, что крестьянин вырастил и произвел на своем приусадебном участке.
В колхозе крестьянин на работу не выходил, не работал. А если и выходил, то на трудодни он ничего не получал. Коллективизация привела к столь печальным результатам не потому, что кулаки сопротивлялись организации колхозов. Главное, крестьянин не понимал массового перехода на иной метод хозяйствования – и середняк, и даже бедняк. Не было проведено соответствующей политической, материальной и технической подготовки. Правда, тогда мы все говорили, что если сложить вместе средства производства сельского хозяйства и объединиться в артель или колхоз, то будет выгода. Это правильно, но на одном этом далеко не уедешь. Дело не в том, чтобы сложить в кучу грабли, плужки и собрать в один двор лошадей. Надо было прежде всего подготовить организаторов колхозного производства: председателей колхозов, бригадиров, звеньевых. Я уж не говорю об агрономах, их тогда у нас было очень мало, а в колхозах их совсем не было. Сельское хозяйство пришло в упадок, и мы остались без хлеба, остались без сахара. Об этом в печати не писали, лишь при встрече со знакомыми я узнал, что на Украине армейские части выгоняются на прополку сахарной свеклы. Кто хоть немножко знаком с производством сахарной свеклы, знает, что после обработки солдатами посевов свеклы сахара не будет. Эта культура требует очень большого внимания, знания и умения. В конце концов, с большими шишками, набитыми в результате палочного метода организации колхозов, который использовал Сталин, что-то построили. Если взять нашу печать тех лет, то желающие найдут достаточно объективных материалов и сделают правильный вывод: колхозы создавались по принуждению. От этого страдали и расплачивались прежде всего крестьянин и потребитель. Не было никакой необходимости форсировать это дело. От этого мы только бы выиграли экономически, политически и в военном отношении.
Можно сравнить политику, которую проводил в сельском хозяйстве Сталин, и политику, которую проводил Ленин. Кончилась Гражданская война, выбросили интервентов и перешли к восстановлению хозяйства, разрушенного Первой мировой и Гражданской войнами. Ленин видел, что разграбленное сельское хозяйство, мелкое хозяйство, которое велось с помощью примитивных технических средств, поднять трудно. В результате неурожаев 1921–1922 годов в стране наступил голод, в Поволжье – страшный голод, это стало известно всему миру. Ленин согласился принять помощь со стороны западных государств. Возглавлял международный комитет помощи голодающим Нансен
[879]. Я не знаю, что и из каких государств мы получали, но из Америки мы получали муку. Донбасс получал муку, смешанную с кукурузой. Качество неважное, но в те времена вопрос стоял не о качестве, а о возможности выжить. После этого Ленин пошел на такое, казалось бы, рискованное мероприятие, как нэп, то есть решил дать возможность частнику развивать инициативу, а капиталистическим кулацким элементам – пользоваться наемной рабочей силой. Была разрешена аренда: по нашим понятиям того времени, это было отступление. Ленин тогда подвергался большой критике, главным образом со стороны партийных лидеров, которые не понимали необходимости нэпа. Чудо произошло за какие-нибудь два-три года. Мы полностью стали удовлетворять свои потребности. Я знаю, что тогда было с селом в Донбассе и что сделал Ленин в результате своей разумной политики. К двадцать пятому году я окончил рабфак, и меня послали секретарем Петрово-Марьинского уездного партийного комитета. Я видел эти села в 22-м году, в начале посевной кампании и потом, осенью двадцать пятого. Это было чудо. Наступило полное изобилие и не только хлеба, но и овощей, мяса, птицы. Перед партийными органами встала другая проблема: как одолеть частника, как вести торговлю главным образом через кооперацию. Окружным партийным комитетам мы отчитывались в том, сколько продается мяса, сала и птицы на рынке через кооперацию и сколько – частными торговцами. Но частника не трогали. Было полное административное невмешательство. Шла борьба, но экономическая. Был выдвинут лозунг: «Учиться торговать!», то есть научиться у частника обеспечить всю цепочку: от производителя до потребителя. Мы хотели торговлю захватить в государственные руки, главным образом, с помощью кооперации.
На склоне лет я считаю, что идея колхозного производства, создания производственных сельскохозяйственных кооперативов, то есть то, что предложил Ленин, исключительно интересна и очень правильна, но проведение ее в жизнь осуществлялось варварскими руками. Поэтому много наломали дров, много погибло совершенно невинных людей, которые пошли бы за партией, пошли бы в колхозы и были бы хорошими колхозниками. Из-за особого склада характера, которым наделен Сталин, допущены извращения, в результате которых погибли сотни тысяч, а может быть, даже миллионы. Я затрудняюсь назвать цифру, потому что никакого настоящего учета не велось, а люди гибли тогда в очень большом количестве. И сейчас наши некоторые теоретики и литераторы занимают просталинскую позицию, рассматривали и сейчас, видимо, продолжают рассматривать этот процесс глазами Сталина. По их мнению, это был исторический перелом от мелкого частного капиталистического производства в деревне к крупному кооперативному, то есть социалистическому хозяйствованию. Такая ломка якобы неизбежно вызывает жертвы, которые были принесены на алтарь строительства социализма в деревне и исторически себя оправдывают. Это оправдание убийцы и извращение ленинской политики в деревне. К сожалению, так зафиксировано в нашей исторической и художественной литературе. Авторы продолжают освещать прошлый путь с тех же позиций.
Пожалуй, я слишком отклонился и могу завязнуть в истории колхозного движения. Это очень интересная тема, видимо, экономисты когда-нибудь объективно исследуют, как развивались события…
Когда в 1931 году я стал секретарем Бауманского, потом Краснопресненского райкомов партии в Москве, а с 32-го года вторым секретарем Московского горкома ВКП(б), то тоже занимался промышленностью и городским хозяйством, а не сельским. В тридцать пятом году меня избрали первым секретарем Мосгоркома и обкома партии. Вот здесь-то на мои плечи и свалилась ответственность за сельское хозяйство в Московской области.
