Я выражаю сомнение в этой цифре! В чем же дело? Помню, как Сталин проделывал такие фокусы: определялась урожайность, а потом урожайность произвольно завышали. Тогда оплата труда МТС зависела от урожайности, и государство было заинтересовано в завышении. Колхоз, наоборот, был заинтересован в занижении урожайности: чем она ниже, тем меньше он уплатит за работу МТС. Метод государственного определения урожайности был гибким: что захотел, то и получил. Применялись метровки: считали, сколько на одном квадратном метре поля выросло стеблей, какое на них количество колосков, сколько зерен в каждом колоске, потом эти три исходных элемента принимались во внимание при расчете урожайности. Тут всегда возможны злоупотребления. Можно подсчитывать только колосья больших размеров, в них окажется больше зерен. Все зависело от желания того, кто считал. Потом все это суммировалось и получалась общая урожайность по республике и стране в целом.
Окончательно урожайность устанавливалась в Москве Сталиным. Был такой Савельев, сейчас он уже, наверное, глубокий старик. Он работал в Комитете по определению урожайности. Мы все буквально молились на Савельева, от него зависело, сколько придется сдать зерна государству от республики. Он докладывал Сталину, что урожайность, например, по Украине, такая-то. Следовательно, Украина должна поставить хлеба столько-то. Налог не зависел от урожайности, а за работу машинно-тракторных станций платили тем больше, чем выше была урожайность. Когда урожайность не соответствовала желаниям Сталина, точнее, он хотел, чтобы Украина сдала зерна больше, то Сталин смотрел на Савельева, как удав на кролика.
– Что вы, такие-сякие, потворствуете колхозам, – гаркал Сталин, – занижаете цифры. Там «такие черноземы»… Выругается и по животу себя ладонью проведет. Затем Сталин устанавливал свою урожайность – называл цифру. Она совершенно не соответствовала действительной урожайности, но отвечала желанию Сталина. Это была «липа», поэтому другой раз забирали все без остатка. Говорили: урожайность такая-то, а ее и близко не было.
Поэтому я не только скептически относился, но просто не верил в такой метод определения урожайности. Он не соответствовал действительности и вводил правительство в заблуждение. Из него нельзя исходить, строить на нем какие-то экономические прогнозы. Даже если считать добросовестно, то это лишь биологическая урожайность, а не товарный хлеб. Такой метод годится для предварительного определения. Урожай еще надо собрать, потом привести хлеб на государственные склады, только тогда он становится товарным. От определения биологической урожайности до коммерческого хлеба лежит «дистанция огромного размера». Примешивается и политическая заинтересованность: если кому-то хочется блеснуть урожайностью, то – пожалуйста! Вот и «блещут» сейчас наши руководители всяческими цифрами, а на магазинных полках – пустота.
Поэтому я думаю, что цифра 15,4 – бюрократическая, угодническая, статистики хотели угодить высшему начальству. Она для бюрократа, как смазочное масло для машины.
Каждый видит то, что ему приятнее. За рост урожайности хвалят. Это приятнее, чем когда критикуют за то, что топчутся на месте или сползают вниз по урожайности. Я с недоверием отношусь к опубликованной цифре. Она не соответствует положению дел в торговой сети. Если бы такая цифра реально, а не бюрократически обеспечивалась, то это отразилось бы на нашем потреблении, наступило бы буквально изобилие.
Вот мое мнение. Оно сложилось на основе моего большого жизненного опыта. Я видел, как жульничали.
Знаю, что за последние годы значительно выросло производство минеральных удобрений. В свое время мы поставили задачу производить концентрированные минеральные удобрения, чтобы в них было побольше полезных веществ и поменьше балласта. Требовались гранулы. Сейчас для своего дачного огорода я пользуюсь гранулированной нитрофоской, которая содержит азот, фосфор и калий. И в соседнем колхозе, внося удобрения под посевы пшеницы, тоже пользуются нитрофоской. Следовательно, по выпуску минеральных удобрений мы выросли и по количеству, и по качеству. Но должной отдачи не чувствуется. Значит, минеральные удобрения плохо используются. Центнер удобрений при грамотном их вложении и хороших семенах даст прибавку к урожаю с гектара в пять центнеров. При толковом использовании удобрений мы получили бы в целом по стране миллионы центнеров добавочной продукции. Однако ее нет. Проблема упирается в культуру их применения и в организацию дела, которые на сегодня примитивны во многих колхозах и совхозах.
В столичных магазинах достаточно только хлеба. Но ведь не хлебом единым жив человек, и не только в духовном смысле. Сухая ложка рот дерет. Хлеб без приварка превращается в насмешку, когда нет нужного ассортимента продуктов.
Иногда я встречаюсь с людьми, и они выражают свою тревогу, рассказывают грустные анекдоты.
Вот такой, к примеру.
– Как вы считаете, может ли верблюд из Москвы дойти до Владивостока? – задал мне вопрос один из моих случайных собеседников.
Услышав такой вопрос, я почувствовал, что здесь кроется подвох.
– Я думаю, что если будут соответствующие условия и уход за верблюдом, то он может, конечно, дойти. Сил у него хватит, – ответил я.
– Нет, – засмеялся он, – не дойдет.
– Почему? – спросил я.
– Он дойдет максимум до Свердловска.
– Почему? – теперь я уже ничего не понимал.
– Съедят, – откровенно смеялся мой собеседник, удивляясь моей наивности. Этот анекдот отражает неприятное положение: наши города и поселки сидят без продуктов. Я встречаюсь с рязанскими, калужскими, калининскими, брянскими жителями. С ними говорить очень трудно. Все они громким голосом повторяют, что у них нет мяса, нет яиц, нет других продуктов и достать их нельзя. Поэтому из городов, расположенных близко к Москве, многие выезжают специально, выкраивая какой-то день, с тем чтобы купить продукты в Москве.
Целинные земли освоены, будет повышаться культура земледелия, будут повышаться урожаи, будут внедряться другие виды сельскохозяйственного производства. Одним словом, человеку послужат десятки миллионов гектаров хороших земель. Множество людей расселилось на этих землях. Эти земли из пустыни превратились в обжитой край. Я думаю, что теперь там цветут сады и звучат песни. А уж звуки работающих моторов давно переполнили целинные земли.
А дальше что? Целинные земли освоены, а родился анекдот, в котором верблюд не может дойти до Владивостока. Мясо – это продукт первой необходимости, без него жить нельзя. Одежду можно сделать поуже, покороче. И даже очень коротко, как теперь носят женщины. Потребление мяса и хлеба «укоротить» нельзя, наступит голод. Надо думать, какими путями нам идти дальше, как действительно создать полное изобилие продуктов питания для наших советских людей. При обширных пространствах нашей страны нельзя этого не иметь.
Когда я работал, то думал над этим вопросом. Не думать было нельзя. Эта проблема должна неотступно преследовать руководство страны. Я все время ломал голову: как нам поскорее выйти на широкую дорогу производства необходимых продуктов? У нас остались неосвоенными необъятные просторы заболоченных, заросших кустарником земель. Конечно, я не говорю о лесе, лес изводить нельзя, эксплуатацию его богатств следует вести на разумной основе, чтобы вырубки постоянно восстанавливались, а в некоторых районах восстановление леса должно идти с опережением. Речь я веду сейчас о другом: много земель требуется приводить в порядок, мелиорировать и тоже вводить их в севообороты. Масса участков покрыта слоем торфа, остается кислой. Без известкования и дополнительных усилий на них ничего не вырастет. Здесь все упирается в капиталовложения и технику. Еще когда я работал, то высказывал такие соображения, но не широко. Тогда главной задачей стало освоение целинных земель, нельзя было распылять средства. Ныне, закончив одно, пора браться за другое.
