Постышев поднял тогда вопрос: «Товарищ Сталин, вот была бы хорошая традиция и народу понравилась, а детям особенно принесла бы радость – рождественская елка. Мы это сейчас осуждаем. А не вернуть ли детям елку?» Сталин поддержал его: «Возьмите на себя инициативу, выступите в печати с предложением вернуть детям елку, а мы поддержим». Так это и произошло. Постышев выступил в «Правде», другие газеты подхватили идею. Этот эпизод, в частности, показывает, какие хорошие были отношения между Сталиным, Косиором, Постышевым и Любченко. Потом Постышев был переведен на работу в Москву и стал секретарем Центрального Комитета партии. Однажды я участвовал в работе одной из комиссий, где председателем был Постышев. Мы обсуждали выпуск ширпотреба. Кто-то из хозяйственников ссылался при этом на трудности технические, материальные и производственные. Постышев слушал, слушал (а он был человек резкий, порывистый), а потом как стукнет кулаком по столу да и говорит: «Душа из тебя вон! Что мне твои рассуждения? Давай план, и все». На меня это произвело несколько нехорошее впечатление, потому что докладчик был уважаемым человеком. Ну, с этим мирились, потому что все знали, что Постышев был добрым человеком, хотя действительно иной раз допускал повышение тона, нежелательную и, я бы сказал, недопустимую грубость. У меня с Постышевым были хорошие отношения.
Вообще же в то время я был слабо информирован о положении дел по стране в целом. Подробности до меня не доходили, хотя я был уже кандидатом в члены Политбюро. Тяжелое положение сложилось на Украине. Туда послали Кагановича, он пробыл несколько дней, и в результате этой поездки Постышева вернули на Украину. Каганович говорил, что Косиор – очень хороший политический деятель, но как организатор слаб, поэтому допущены распущенность и ослабление руководства, надо дисциплинировать, подтянуть, а для этого лучше послать туда секретарем ЦК КП(б)У Постышева в подкрепление Косиору.
Аресты тем временем продолжались. Я узнал, что арестован Варейкис. Варейкиса я знал по съездам партии как работника черноземной полосы. Он был тогда секретарем крайкома. И вот Варейкис, оказывается, был агентом царского охранного отделения! Через какое-то время опять пошли крупные аресты. И опять случилась заминка в руководстве Украины: после Пленума ЦК КП(б) Украины застрелился Любченко. Потом мне рассказывали, что Пленум проходил очень бурно, Любченко критиковали. Любченко – крупный украинский работник, но у него были большие политические грехи. Он, собственно, когда-то был петлюровцем
[134]. Я сам видел фотоснимок, где он снят с будущим академиком Грушевским, Винниченко и самим Петлюрой
[135]. Это там все знали. Поэтому на всех украинских партсъездах Донбасская делегация всегда выступала с отводом кандидатуры Любченко при выборах в Центральный Комитет КП(б)У. Но я считал, что Любченко – очень способный человек, который отошел от петлюровцев и твердо стал на большевистскую почву. Не знаю конкретно, какие обвинения выдвигались против него после стольких лет успешной его работы. На Пленуме был объявлен перерыв. Он поехал домой и не вернулся на Пленум. Решили проверить, почему Любченко не возвратился на заседание Пленума, и обнаружили такую картину: в постели лежали его убитая жена и сам он. Предположили, что по договоренности с женой он застрелил ее и себя. Это был большой удар. Объясняли дело так: бывший петлюровец; видимо, к нему подобрала ключи иностранная разведка, и он работал на нее. Но много не распространялись об этом, потому что и без того было слишком много врагов.
Каганович опять поехал в Киев и привез оттуда информацию не в пользу Косиора и Постышева. Он рассказывал, что когда собрал партактив в Киевском оперном театре, то буквально взывал: «Ну, выходите же, докладывайте, кто что знает о врагах народа?» Организовал вроде такого народного суда. Выходили люди и всякие вещи говорили. Сейчас просто стыдно и позорно слушать, но ведь это было! Я хочу сказать об этих фактах, чтобы можно было сделать на будущее правильные выводы и не допустить повторения таких явлений. Кагановичу сообщили, что есть у них такая женщина, Николаенко, активный работник, трудится она на культурном фронте, борется с врагами народа, но не находит поддержки. Каганович (рад стараться) сейчас же послал за Николаенко. Николаенко пришла и начала разоблачать врагов народа. Страшная, говорят, была картина. Каганович рассказал, видимо, Сталину об этом собрании, и в одном из своих выступлений Сталин заметил, что бывают вот небольшие люди, которые оказывают зато большую помощь нашей партии. Такой небольшой человек, как Николаенко, оказала партии на Украине большую помощь в разоблачении врагов.
Николаенко сразу же подняли на пьедестал борца за революцию, борца с врагами народа. Хочу рассказать подробнее об этой фигуре. Когда я уезжал из Москвы на Украину, Сталин предупредил меня, что там есть такая женщина – Николаенко и чтобы я обратил внимание: она, мол, может помочь мне в борьбе против врагов народа. Я сказал, что фамилию эту помню из его выступления. А как только приехал на Украину, она сама пришла ко мне. Я ее принял, выслушал. Молодая, здоровая женщина, окончила какой-то институт, была директором вроде бы музея, сейчас точно не помню. Она имела дело с украинским народным искусством и поэтому общалась с интеллигенцией. И начала она говорить мне о врагах народа. Ну это был просто какой-то бред сумасшедшей: она всех украинцев считала националистами, все в ее глазах были петлюровцами, врагами народа, и всех их надо арестовывать. Я насторожился. Думаю, что же это такое? Начал я ее осторожно поправлять (а здесь требовалась осторожность, потому что с такими людьми, сказал бы я, небезопасно беседовать: они сейчас же оборачивают все обвинения против того, кто с ними не соглашается). Расстались мы с ней. «Я, – говорит, – буду к вам заходить». Отвечаю: «Пожалуйста, заходите, охотно вас послушаю».
Потом она опять пришла ко мне и приходила затем много раз. Я уже видел, что это больной человек и что верить ей совершенно нельзя. Начала она обсуждать со мной и свои личные дела: к ней, дескать, плохо относятся в партактиве. Раньше (она была незамужней) с ней охотно поддерживали знакомство командиры Красной Армии, теперь они избегают ее, просто перебегают через улицу на другой тротуар, если заметят, что она идет им навстречу. Говорит: «Вот травят меня за то, что я веду борьбу с врагами народа». Я ей сказал, что она должна более трезво оценивать отношение к ней: «Люди избегают вас, потому что те, кто с вами знаком, как правило, арестовываются. Поэтому-то они вас боятся и избегают».
