– Где тот супостат, кто ногайского посла Хасим-бека обидел? – спросил глухим голосом Иоанн Грозный. Сказал и уставился на казака. – Ты тот самый разбойник, стало быть?..
У Ивана Юрьева сердце залилось холодом. Так смотрел царь, точно уже приговор ему вынес.
– Так не забижали мы его… – пролепетал Соловей.
Вельможи вышли из-за спины царя.
– Как это не забижали? – спросил, стоя у правого царского плеча, Борис Годунов. – А людишек его кто на переправе вырезал? Не вы ли, казачки?
– Мы, но ведь так всегда было: они – нас, мы – их…
А царь с перекошенным лицом и змеевидной бородой так и сверлил глазами казака.
– И недавно это ты с прочими казаками-разбойниками на переправах волжских братьев наших ногайцев резал? – царь кивнул на мурзу Учмура, уже осмелевшего. – Вот этого мальчонку несмышлёного, как скотину, к нам приволок! (Учмур трепетал, но уже понимал, чья сторона верх берёт!) Мурзу! Почти князя! Ты, простой казак! Мужик! Вор! А?!
Иван Юрьев даже отступил: страшен был царь в недовольстве своём!..
– А не вам ли, казачкам, мы говорили, что посольство трогать нельзя? – спросил стоявший по левую от царя руку Богдан Бельский.
– Нам говорили, – пролепетал рыжий Соловей. – Но когда Сарайчик порушили да сожгли, сам царь-батюшка нам благодарность свою выразил, одарил богато…
И об этом зря Соловей сказал! Одно дело – на Волге хитрить и лукавить: кто кого в ловушку заманит, и совсем другое – в палатах царских слово молвить. Полсловца, коли они лишние, и вот уже голова с плеч! Сухое лицо Грозного даже исказилось в гневе.
– Будет вам ещё одна благодарность, – тихо сказал Иоанн. – Ещё богаче одарю! Хасим-бек, подойди…
Ногайский посол подошел к царю, тот вдруг протянул руки и обнял ногайца.
– И ты подойди, – поманил он пальцем мурзу Учмура.
Хасим-бек что-то быстро сказал – и юный мурза тотчас же подлетел под второе «крыло» Иоанна Грозного. Царь вздёрнул голову – и взлетела вверх его козлиная борода.
– Обнимаю вас за моего младшего брата князя Уруса, – молвил он. – А теперь скажите, какой судьбы вы желаете этому казаку? И какой судьбы пожелал бы ему ваш хозяин – князь Урус? – Царь смотрел в глаза бледному казаку. – Что скажете, то и выполню!
Не подал виду Борис Годунов. Но сердце его, повидавшего крови при дворе Иоанна Грозного, наглядевшегося на пытки и муки крестные, сжалось от горечи и боли. Жалко ему было храброго казака, очень жалко! А вот у ногайцев уже злые искорки блестели в узких глазах. Хасим-бек бросил несколько слов мурзе Учмуру, тот также быстро ответил и ещё свирепее поглядел на своего недавнего обидчика.
– Я за нас обоих говорить буду, – вкрадчиво проговорил Хасим-бек. – Дозволяешь, великий царь?
– Требую! – ответил тот, глаз не сводя с казака.
Хасим-бек вспомнил недавний разговор в тех же палатах, когда он предстал пред очами русского царя со своим провожатым Василием Пелепелицыным. Вспомнил, как обласкал его, ногайского посла, русский царь, сколько речей лестных и сладких влил в его уши! А потом спросил, кивнув на Василия Пелепелицына: «А что про этого скажешь? Всем ли был хорош тебе мой посол?» Вот когда Хасим-бек понял, что жизнь посла сейчас в его власти. Хасим-бек тогда усмехнулся: «Скажу, что редкого дара этот посол. Коли бы не он, мой хозяин князь Урус не пошёл бы на мир. И я бы тут перед тобой не стоял. – Ногаец даже кивнул. – Была б моя воля, я бы наградил такого!» Иоанн Грозный с милостивой улыбкой взглянул на Василия Пелепелицына: «Так тому и быть! Будешь награждён, сын боярский. И за ум, и за отвагу, и за посольское разумение!..»
Вспомнил Хасим-бек тот разговор и сказал:
– Мой хозяин и брат князь Урус хотел бы твоего казака живьём заполучить, да ждать долго будет. Вдруг ещё уйдёт по дороге? Отобьют свои! Накажи его здесь, в Москве, великий русский царь, при всех и со всей его братией, что везла нас сюда. Смертью накажи. Вот какой судьбы я желаю этому разбойнику. А князь Урус, брат твой меньший, будет моими глазами смотреть на эту казнь! Коли так сделаешь, великий русский царь, передам я своему хозяину князю Урусу, что ты истинный друг его и старший брат, готовый заботиться о младшем своём брате и не дать его в обиду. – Хасим-бек глаз не сводил с казака. – Слово даю: всё так и скажу!
– Царь-батюшка, – пробормотал Соловей и бухнулся на колени перед Иоанном Грозным, – помилуй…
– Стража, взять его! – крикнул царь. – В темницу лиходея!
Хасим-бек сжал кулаки:
– И друзей его излови, великий царь, пока не прознали и не ушли! И к нему их всех, к нему! Судьбу делить!
– Слышишь, Бориска?! – взревел Иоанн Грозный. – И ты, Богдашка, слышишь? Гончими псами мчитесь к стрельцам! Приказываю всех людей по Москве бросить и казаков, что пришли с Волги, изловить! Лично в морды им смотрите – те или не те!
Годунов подтолкнул Бельского – и тот стремглав убежал отдавать распоряжения. В гневе был царь! И тотчас же появилась стража, схватила Ивана Юрьева по прозвищу Соловей.
– Царь-батюшка, помилуй! Выслушай меня! – кричал рыжий Соловей, которого тащили прочь из посольской залы. – Мы ведь слуги твои верные, а эти – падаль окаянная! За что русскую душу губишь, царь милостивый?!
Но царь даже не ответил на его вопли. «Боярин Годунов, скажи ты царю – заступись за нас! Ведь правы же мы!» – были последние слова казака Соловья. Но слишком многого просил он в ту пору у Бориса Годунова…
Боярин Годунов взглянул на своих ногайских гостей – на Хасим-бека и ещё не успевшего успокоиться молодого мурзу Учмура.
– Иди отдыхай, мурза! А ты, Хасим-бек, покажи ему палаты царские. Вечером пир устроим. Но вначале дело сделаем! То дело, что отлагательств никак не терпит! Верно, посол?
– Дело превыше всего, боярин, – лукаво поклонился Хасим-бек.
Уже через четверть часа царские люди искали волжских казаков по московским кабакам. Куда отправились казаки-разбойники праздновать свой триумф, знали все, кто сопровождал посольство, в Замоскворечье. Там днём и ночью шумели кабаки, бурлила праздная московская жизнь. Но перехватала стрелецкая стража только половину волжских гостей. Самых хмельных. Был среди них и чернявый Митя Бритоус, и юнец Стёпка Пчёлкин. И скоро уже около десятка казаков бросили в ту же темницу, где сидел на каменном полу Соловей. Казаки – сильные, непокорные, свободолюбивые. Оттого руки скрутили верёвками так крепко, что пальцы уже немели. Рыжий рассказал ещё хмельным друзьям, что грозный царь дал слово исполнить волю ногайского посла.
– Неужто повесят? – тихонько спросил молодой казак Стёпка, так хотевший посмотреть Москву. – Из-за ногайцев поганых? – Он завертел головой в потёмках каменного каземата. – Да неужто, братцы?!
– Как он может нас повесить? – спросил Митя Бритоус. – Мы ж за него жизней своих не жалели? Ногайцев-извергов на переправах извели – тыщи! Не может он нас казнить…
