Могилёвский замок, окружённый крепостной стеной, уже нависал над Днепром и речкой Дубровенкой. В устье этой реки, там, где она впадала в Днепр, и стояла разнокалиберная флотилия польско-литовского воинства. Казацкая армада приближалась к польской флотилии, как стая волков приближается к яслям. А в такой вот схватке тот, кто спит, – овца, а кто настороже, крадётся и скалит зубы, – серый волк.
Вот казаки и были сейчас волками – лютыми, беспощадными, страшными.
Нападать на торговые караваны они умели. Казаки были великими искусниками этого дела. И как же иначе: от этого зависела их жизнь, удача, богатство! Поставь на канат обычного человека – он и шагу не ступит – шлёпнется на землю. А заставь пройти канатоходца – он пролетит с шестом или без него всё расстояние, да потом ещё и вернётся точно так же. Легко, как кошка! Именно таким вот мастерством внезапной атаки и отличались казаки от обычных флотоводцев с отрядами солдат на борту. Казаки, увидев, как движется по середине той же Волги, самой широкой реки в Европе, караван из Бухары, вылетят из разбойной речки Самары, на веслах нагонят купцов, атакуют и возьмут корабли штурмом. И днем это сделают! А тут – ночь. А ночь – она любому разбойнику подмога. Да что там – мать родная! Но на Волге или на Дону задачи другие: там купцов из Бухары надо бережно уложить! Как волк ягнят укладывает. Самих купцов на дно, а барахлишко сберечь требуется. А тут? Тут всему на дно идти должно. И людишкам – туркам, литве ли, заносчивым ляхам – и всему их богатству. А богатство – пушки, порох, снаряжение, провиант.
Казацкие струги стали медленно подползать по чёрной воде к кораблям. Многие казаки держали наготове луки: пищали могли раньше времени встревожить противника. А казаки были хорошими лучниками! Дедовский проверенный способ! Другие казаки тихонько цеплялись баграми и подтягивали лодки как можно ближе. Лестницы с крюками тоже цепляли за борта кораблей. Щуплый Селезень водил натянутым луком по тёмному силуэту первого судна – и не зря. Какой-то поляк как раз подошёл к борту и заглянул вниз. И оттого, что он увидел, опешил и онемел. Крикнуть он не успел: стрела ударила ему в шею, заставила захрипеть и отступить.
– Вот тебе и мои поминки, – усмехнулся Селезень и тотчас же вытащил из колчана вторую стрелу и положил её на тетиву. – Кто следующий, а ну, покажись? – Ястребом он следил за каждым проходившим мимо судном. – Тут я тебя и съем! С яростью в сердце!..
Вахтенные подбегали на шум за бортом, но Селезень и другие лучники с казацких стругов укладывали их меткой прицельной стрельбой – и каждый выстрел был с великой яростью в сердце!..
Кораблей, в основном военных и торговых галер, было не менее полусотни, они рассыпались вдоль берега, в иных местах прижавшись друг к другу бортами. Стояли и в два ряда, и в три. Польские, венгерские, румынские, турецкие. Забраться по лесенке – один миг, перескочить через борт – второй. С тридцати стругов, растянувшихся вдоль сборной флотилии, злой саранчой посыпались казаки на первые корабли противника. Горевший посад отвлёк внимание врага. Поляки и турки, что выбегали на палубы, гибли на месте. Разраставшееся вокруг Могилёва пламя, гулявшее по округе, заставляло думать о большом количестве атаковавших посад. Поэтому на кораблях за спину не смотрел никто. Только вперёд! Этого и надо было хитрым и жестоким казакам. Для того и крались они зверем. Поляки и союзники их не сразу поняли, что к чему.
А когда поняли – устрашились.
Бойцы Речи Посполитой принимали удар свинцом, стрелами и сталью. Ермак и Матвей Мещеряк были среди первых, прыгнувших на вражеские корабли. Ермак дрался двумя саблями – старый метод! Как под косу попадает враг. Кому руки вон, кому лицо. Всё перемелет. Жернова! Одного нападавшего ляха от плеча до живота рассёк дюжий атаман, другому вспорол живот. Третий нацелился в атамана из пищали, но стрела ударила в лицо и опрокинула навзничь.
– Ты, атаман, атамань, да не увлекайся! – крикнул в спину Ермаку расторопный Селезень. – Я не всякий раз за твоей спиной стоять буду!
– Спасибо, Селезень! – ответил Ермак, бросаясь вперёд.
В могучих руках Матвея длинным жалом играло копьё. Едва оказавшись на борту польского корабля, его он и воткнул в ляха-офицера, вооружённого одной только саблей, воткнул и пропихнул копьё насквозь. А потом, вскипая узлами мышц, поднял врага над собой. Поляк кричал истошно, брыкаясь над головами казаков, овладевающих кораблём, захлёбываясь кровью, хватаясь за древко. Но куда там: судьба его была решена!
– Братцы, побереги-и-ииссь, зашибу! – взревел Матвей Мещеряк. – Поляк летучий! Видали?! – взревел и метнул ляха в сторону вместе с копьём, чтобы не терять времени.
Такие шутки были в ходу у казаков. Своим приходилось ещё и сторониться. Зашибёт богатырь! А Матвей тотчас же вытащил саблю и кинжал и рванул за неприятелем.
Сильна была жажда крови, жажда смерти! Этому напору уступало всё. Бешенство овладевало людьми! Победителями! Любая двуногая тварь, убегающая или противостоящая, превращалась в жертву!
Ночной покой на кораблях оборачивался кровавым кошмаром. Ловки были казаки: и чубатые запорожские, и волжские, и донские, и с Яика, и с Терека. В отряде Ермака Тимофеевича, собранные на полях Ливонской войны, служили всякие! И в каждом хрипел и бесновался дикий и ловкий зверь. Они убивали всех, кто оказывался перед ними, – и убивали по-всякому. Работали кривыми турецкими саблями и длинными кавказскими ножами, короткими пиками и зубастыми топорами. Палили из пищалей и посылали смертоносные стрелы из тугих луков. Когда нападающих открыли, уже с десяток кораблей оказался в руках казаков. И не менее сотни врагов лежало вырезанными в лужах крови на палубах, в кают-компаниях и в оружейных кораблей.
Выстрелы и крики о помощи отрезвили поляков и их союзников. На других кораблях немедленно забили тревогу. Стало ясно: поджог посада был только прелюдией для куда большего разбоя. Поляки бросились назад – на корабли, защищать то, что ещё осталось. Мушкетёры пытались образовать строй и прицельными залпами отогнать и истребить налётчиков. И тут для хозяев казаки приготовили ещё один сюрприз. В сторону не занятых кораблей полетели не свинец и стрелы, а заранее приготовленные факела. Горючая смесь разливалась с них повсюду, горящие капли разбрызгивались по палубам, тут и там вспыхивало дерево и сукно. Корабли неожиданно запылали. И разраставшаяся стена огня готова была смести всех.
– Отходим! – бросил клич Ермак. – Матвей! Уводи ребят на струги!
Его приказ подхватил Матвей Мещеряк, за ним другие казаки – сотники и десятники.
Дальше штурмовать судна не было смысла. В огне можно было потерять много людей. Поляки и турки, построив ряды на ещё целых кораблях, попытались удариться в погоню, но тут с последнего рубежа заговорили казацкие пищали. Теперь казаки прыгали назад – и каждое судно после них вскоре охватывало пламя. Штурм, погром и резня, поджог и отступление заняли всего-навсего чуть более часа. А ещё и пограбить успели казаки – польские и турецкие корабли. Вырезав команду, запустили руки в казну занятых галер. Так что, отступая, тащили они богатое оружие и одежду, а то и капитанские сундучки с золотом и серебром.
