Но год уже заканчивался, и Болховскому будет велено перенести экспедицию на следующий 1584 год. И, видит Бог, более трагичного похода трудно придумать!..
4
Слухи о том, что Кучум, Маметкул и Алей грезят местью, то и дело доходили до столицы бывшего Сибирского ханства. И было бы странно, случись по-другому! Пока живы были эти трое, казакам о спокойном сне можно было забыть.
– Кучум – стар, – трезво рассуждал на казацком кругу Ермак, – он сломлен рядом поражений, обескровлен, устал. Он похож на старого волка, вожака, у которого более нет сил поднять и повести за собой свою стаю. К тому же многие его бывшие сподвижники отказались от него. Говоря честно, – кивнул Ермак, – мне даже жаль этого старого хана. Алей – молод, горяч и неопытен – он ещё волчонок! Жажда мести затмевает ему взор! Ни тот, ни другой нам не страшны. У нас есть главный противник, племянник Кучума – Маметкул. Вот кто теперь соберёт и возглавит войско и рано или поздно нанесёт по нам удар. Вот о ком мы не должны забывать. Помнить и днём и ночью. Отрубить эту голову у Змея Горыныча – первая наша забота!
Точно прознав о мыслях великого атамана, в те же дни февраля 1584 года в Кашлыке появился вассал Кучума и его дальний родственник – Сеин Бахта Тагин. Он служил у хана большим ясашным мурзой. Большой чин! Но Сеин Бахта Тагин всегда завидовал Маметкулу: лучшие назначения – ему, лучшие воины – тоже ему, и награды и заслуги – всё дорогому племяннику хана!
– Я знаю, где сейчас Маметкул, – сказал Сеин Бахта избранным казакам.
– Говори, – кивнул Ермак. – Одарю. Всё его – будет твоё!
– Ничего мне не надо, – покачал головой хитрец татарин.
– А в чём же твоя выгода, Сеин Бахта?
Татарин улыбнулся. Когда-то Карача был первым при Кучуме. После того как Карача попал в опалу, первым стал Маметкул. А теперь первым при стареющем хане хотел быть он – Сеин Бахта Тагин.
– Просто возьми Маметкула, – улыбнулся он. – Не будет Маметкула – буду я. Как всё просто. Верно, царь-Ермак?
– Я не царь – я его воевода.
Сеин Бахта Тагин поклонился:
– Как тебе будет угодно. Племянник хана разбил свои кочевья рядом с тобой – на Вагае. Эта речка впадает в Иртыш ниже Тобола…
– Я знаю, где Вагай. Где именно? Сколько дней пути? И сколько у Маметкула воинов?
– Слышал, что Маметкул в этих угодьях только с первыми своими нукерами. Без войска. От Тобола до Вагая напрямую пятьдесят вёрст, по-вашему. Его стоянка у озера Кулар. Если выйдешь нынче же и будешь идти без остановки, то за сутки доберёшься. Я дам проводника – лучшего и лучших! И не давай никому опередить тебя – любого убей по дороге! Иначе уйдёт Маметкул!
– Благодарю тебя, Сеин Бахта, – ответил Ермак. – Если ты сказал правду и я получу то, что мне надо, я тебя не забуду. Будь уверен.
– Не сомневаюсь в этом, – вновь поклонился важный татарин.
Когда Сеин Бахта Тагин ушел, Ермак взглянул на своих командиров:
– Что скажете, атаманы? Грех не воспользоваться такой удачей!
Атаманы одобрительно загудели. Маметкул был желанной добычей – необходимой! – и упустить его, как это случилось на Чувашском мысу, а затем и на Абалаке, ни при каких условиях было нельзя. Он должен был либо погибнуть, либо, что ещё лучше, оказаться в плену. Об этом исходе казаки могли только мечтать! Но идти туда большим войском было чересчур опасно! И долго! Необходим был стремительный марш-бросок, набег! Ветром нужно было долететь до угодий Маметкула!
– Ну, – глядя в горящие глаза атаманов, кивнул Ермак, – кто желает поохотиться?
– Я! – быстрее других ответил Матвей Мещеряк. Он даже вскочил со своего места. – Позволь, я пойду, атаман…
Иван Кольцо улыбнулся: он был почти равным Ермаку, не его это дело – гонять полководцев Кучума по Сибири. Хотя и он мог бы! Но именно Мещеряк, правая рука головного атамана, подходил для этого дела более других.
– Будь по-твоему, Матвей, – согласился Ермак. – Отбери сотню самых молодых, ловких и быстрых казаков – и в путь нынче же! Сейчас же! – кивнул он.
– Будет сделано, атаман, – в ответ кивнул и Мещеряк.
Через час сотня под предводительством Матвея Мещеряка, взяв лучших лошадей, экипировавшись под завязку, ушла на юг.
Река Вагай брала начало в Ишимской долине, на юге Сибири, в полутысяче вёрст от Иртыша. Именно в степях Ишимской равнины, в тёплых южных степях, зализывал сейчас раны хан Кучум. И вместе с Алеем строил планы отмщения. А вот Маметкул взял и вернулся на свой страх и риск в свои родовые угодья – на Вагай.
Этот путь в пятьдесят вёрст казаки не прошли – пролетели! По заснеженным лесам да полям – нелегко это! И всё благодаря проводнику, знавшему эти места как свои пять пальцев.
Так бывает, что даже самый опытный и осторожный полководец может оказаться неготовым к внезапному нападению. А казаки умели подкрадываться к своим врагам! Как кот к голубю! Еще рассвет не тронул небо над лесостепью, где раскинул свои шатры Маметкул, ещё спали кони и прислуга спала. Темень стояла над лесостепью, и только луна светилась в чистом февральском небе, и звёзды сияли в морозной вышине.
Хвала Сеину Бахту Тагину, любезному предателю воинственного Маметкула! Его человек рассказал, сколько нукеров и где они стоят, и где спит их смена, и даже о том, в каком из шатров спит сам Маметкул и с какими наложницами.
Подходя к стану, казаки завязали морды лошадям, чтобы случайное ржание не разбудило лагерь. В этот раз казаки вооружились не только пищалями, но и луками. Был вооружён луком и проводник Тагина. Самые норовистые казаки подкрались как можно ближе, и каждый выбрал свою цель. Посвист пяти стрел – и пять охранников упали замертво у шатров. А затем со страшным криком, которого боялись и турки, и крымские татары, и казанские, и астраханские, и ногайцы, о котором теперь узнали и сибирские татары, казаки ринулись на шатры. Нукеры выбегали полураздетыми – и огонь пищалей сразу же опрокидывал их. Валил огонь и верных слуг Маметкула, которые хватались за сабли и ножи. Приказ был один: не щадить никого! Бить всех, коли надо! Поймать живым только Маметкула. Когда двое казаков ворвались в шатер к царевичу, он и его телохранитель встретили их с натянутыми луками – две стрелы, выпущенные с близкого расстояния, повалили двух казаков сразу – и насмерть. По углам шатра жались друг к другу нагие наложницы ханского племянника.
– Живьём! – ревел Матвей. – Живьём мне сукина сына!
Ещё несколько казаков ворвались в шатёр следом, двое на месте изрубили телохранителя принца, не успевшего оказать сопротивление, ещё двое повалили жилистого полуголого Маметкула на его тюфяки. Хрипя и пыжась, тот пытался убить себя кинжалом, но зарезать себя ему не дали. Казаки перехватили его руки и прижали их к коврам и войлочным перинам.
Над казаками, скрутившими Маметкула, вырос Матвей Мещеряк.
