Казак в дорогом камзоле, назвавшийся атаманом Богданом Барбошей, вышел вперёд. Он поставил ногу на одного из убитых бухарцев.
– Ну а этот кто таков? – кивнул он на Хасим-бека, стоявшего у обрыва в окружении своих людей, готовых в любую минуту вступить в схватку и погибнуть за своего командира. – Глаз узкий, злой, недобрый! – Казачий атаман колко смотрел на Хасим-бека. – Шея так и просится под казацкую саблю! – он кивнул и на остальных ногайцев. – Как и всей этой нечисти. И не вижу я, почему мне не сделать так, как сердце моё велит…
Жестоки были казаки, оттого их и боялись. Но не более жестоки, чем ногайцы! Те не церемонились с русскими, казаки платили им той же монетой. Так же цинично, с тем же расчётом. Одним словом, око за око, зуб за зуб. У степняка совести нет, знали казаки, раскаяние ему неведомо. Кто сильнее, тот и победил. Даже не так: кто хитрее, ловчее, коварнее! Кочевым народам, вышедшим из монгольских степей, никогда не было присуще благородство. Это повелось ещё с Чингисхана. А как они воевали? Нападут на неприятеля и бросятся назад, точно испугались. Русские витязи за ними. А степнякам только этого и надобно! Затянут обманом на свою территорию, а потом со всех сторон бросятся тучами и перебьют куда более малого числом противника. Казаки платили степнякам той же монетой. Ничего не стеснялись!
С волками жить – по-волчьи выть!
– Перед тобой посол князя Уруса – Хасим-бек, я его в Москву везу, – сказал Пелепелицын. – И за него перед царём головой отвечаю. Захочешь убить его – убей и меня.
– Посол, говоришь? – Казак запустил руку в перстнях в широкую смоляную бороду. – Да зачем же мне посла убивать? Посол о мире хлопочет! Нет, посла я жизни лишать не стану. Разве я лиходей какой-нибудь? – Он оглянулся на своих казаков, и те весело заржали. – Тем паче, что его русский царь ждёт. А я такой же слуга русскому царю, как и ты, сын боярский. И потом, меня и ребят моих караван интересует. Тебе – посол, мне – шелка и парча.
– А если я тебе скажу, что вырезав ногайцев на той стороне Волги, ты всех ногайцев с государем рассорил, – грозно сказал Пелепелицын. – И что государь тебе этого не простит! Что на это скажешь, Богдан?
– Скажу, что ты не прав! Мне государь всё простит! Это я с Иваном Кольцо, другом моим закадычным, два года назад Сарайчик сжёг. Вот почему черти приумолкли! Оглядываться стали даже в своих степях! Так что за пару сотен ногайцев простит меня царь. Посол-то вон – жив-живёхонек! За что пусть тебя поблагодарит. Если бы не ты, боярский сын, живьём бы его в землю зарыл, – взгляд атамана метнул лютый гнев. – Как они наших казаков зарывают! Сейчас Иван приплывёт, он и расскажет, как на той стороне было! Всё ли ладно вышло. А мы пока пир готовить будем…
Василий Пелепелицын смотрел с обрывистого берега на приближавшуюся флотилию. В лодках, ранним утром отвозивших на ту сторону ногайцев, теперь плыли казаки, устроившие засаду. Победители возвращались! Впереди шла лодка второго атамана. Вот рыбацкие судёнышки стали врезаться носами друг за другом в прибрежный песок. Какими же хозяевами казаки ступали на песчаный берег! Шумно смеялись, всё ещё переживая жестокую схватку.
– Вот он, их атаман Иван Кольцо, – держа руку на рукояти меча, сказал вставший рядом с Пелепелицыным ординарец. – Царёвыми слугами себя возомнили! Перевешать бы их всех вместе с ногайцами! Натерпится ещё наш царь от этих лиходеев!
– Ты свою шею побереги, умник, – усмехнулся посол. – Пока что мы в их власти. Одна радость, что теперь они союзники наши. А прежде и с нами церемониться не стали бы. Но в этот раз они оплошали…
Рассмотрев атамана Ивана Кольцо, вокруг которого бурлила ватага, Пелепелицын повернулся и двинулся к своим. Поспешил за ним и ординарец. Коли выжили в очередной раз, им пора было собираться в дорогу. Но с чем они поедут – вот вопрос! Ногайцы Хасим-бека были связаны и сидели смирно в стороне – ждали своей судьбы. На кострах казаки варили конину с пшеном. Бухарская прислуга, что осталась жива, копала могилы для побитых торговцев и ожидала своей участи.
Но вот уже ватага второго атамана поднялась на берег…
Иван Кольцо шагал впереди в изумрудном кафтане, забрызганном свежей кровью, и алой шапке. С кривой саблей на боку и кинжалом за поясом. Богатырь, красавец! Ему уже доложили, что русский посол недоволен, гневом царским грозит. Потому улыбался волжский атаман, весёлый разбойник, щурил глаза. С ним подошли ещё несколько человек из ближнего круга. Василий Пелепелицын сидел на поваленном дереве, в окружении своих ратников. Они тоже ждали развязки кровавого дня.
Иван Кольцо взглянул на боярского сына.
– Ты царский посол? – спросил бравый атаман.
Иван Кольцо, умный, ловкий и хитрый, как любой одарённый разбойник, уже оценил, в какую историю попали нынче казаки. Как зло и круто закрутилась-завертелась эта история, каким мёртвым узлом завязалась она. Но он готов был разрубить любой узел.
– Я, – кивнул Пелепелицын.
– Что ж, будет тебе, о чём рассказать в Москве.
– Будет, – согласился Василий. – Зря вы это сотворили, зря не подумали прежде…
– Когда я ногайца вижу – я не думаю, боярский сын. За меня рука думает! Меч думает! Сабля, пищаль! Сердце моё казацкое думает. И говорит мне: накажи смертью лютой степного сына! Око за око!
За Иваном Кольцо от берега уже шли и его люди – целое войско.
– Я уже твоему другу Богдану всё сказал. – Василий Пелепелицын покачал головой. – Осерчает на вас царь. Люто осерчает…
– Чему быть – того не миновать, – заключил Иван.
Тут и увидел Василий Пелепелицын двух своих «рыбаков» – рыжего и чернявого. Они переоделись. На каждом уже был и кафтан, и шаровары, и сабли у бедра, и ножи за поясом. Они подошли, улыбаясь, встали за спиной Ивана Кольцо.
– Хочу представить тебе моих друзей-товарищей, – сказал атаман. – Иван Юрьев по прозвищу Соловей и Митя Бритоус.
– Добрые рыбаки, – мрачно усмехнулся Василий Пелепелицын. – И плотники добрые. Мастера на все руки.
Те осклабились ещё сильнее.
– А теперь пировать хочу, – сказал Иван Кольцо. – Завтра отправим тебя и ногайца твоего с дарами в Москву. Нас царь-батюшка жалует! Он нам всю Волгу подарил за службу! – атаман пригладил тёмную в рыжину бороду. – Ногайцев изведём и сами на этой земле государями станем!
Трупы ногайцев и бухарцев схоронили в ближних оврагах. На берегу Волги шёл пир горой. Уже давно опустилась ночь. Луна рассыпала по Волге щедрое золото. Горели костры. Звучали гусли, волынки, трещотки. Хмельные казаки плясали. Жалели, что в караване не было девок-персиянок. Без них что за веселье? А до ногайских улусов далеко было – так сразу и не шагнёшь! Но добрый улов – казна, товары и оружие – радовал разбойничьи сердца. За одной скатертью возлежали Иван Кольцо, Богдан Барбоша, Василий Пелепелицын, двое из его личной охраны, первые подручные атаманов.
Во время пира Иван Кольцо, по лицу которого скользили алые отсветы пламени, сказал Василию Пелепелицыну:
