Ехали они медленно, щадя лошадей, так как дорога была неровная, отчасти еще не совсем оттаявшая, но Гель все время зорко следил за тем, чтобы никто не мог обогнать их, и как только позади их появлялись всадники, они пускали лошадей галопом, чтобы опередить их, насколько возможно. Доехав до первой возвышенности, Гель остановился и оглянулся назад, на расстилавшуюся перед ним равнину, на ней не было видно ни души; они поехали опять дальше, оба молчаливые и задумчивые. Кругом становилось все темнее и темнее, наступали сумерки.
В семь часов вечера наконец они прибыли в Вельвин и некоторое время спустя стучали в ворота Флитвудского замка, в котором Гель бывал уже много раз. К их удивлению, на стук никто не отозвался, дом казался необитаемым, и в душе Геля зародилась надежда, что в конце концов миссия его окажется далеко не так проста, как он думал сначала. Он быстро объехал стену, окружавшую замок со всех сторон, и тут только заметил, что в одном из окон виден свет. Гель стал опять стучать в ворота и кричать изо всех сил, раздумывая в то же время, что будет, если его настигнут гонцы королевы раньше, чем его впустят в дом.
Наконец вдали показался огонек, и слышно было, как нерешительные шаги медленно приблизились к воротам; затем открылась маленькая калитка и в отверстии показалось угрюмое и сердитое лицо, окаймленное длинной бородой, ярко освещенной фонарем.
– Кто это осмеливается нарушать ночную тишину? – произнес гнусавый голос.
– Это я, Ундергиль, – сказал Гель. – Я, Гарри Мерриот, друг сэра Валентина, я должен видеть его немедленно.
– Не знаю, удастся ли вам видеть сэра Валентина вообще, а не то что немедленно, – ответил привратник, которому на вид было лет пятьдесят, если не больше.
– Что за вздор! – воскликнул Гель. – Сейчас же открывай ворота, а то я проучу тебя. Слышишь, Антоний?
– Не сердитесь, сэр, – ответил ему Антоний спокойно, – я пойду и узнаю, примут ли вас.
И, говоря это, он не торопясь закрыл опять калитку и направился в дом.
Гель сгорал от нетерпения, но, так как все еще был верхом, ему не оставалось ничего иного, как только бессильно колотить своей шпагой в ворота, что он и делал, впрочем, без всякого видимого результата.
– Старый негодяй! – проворчал Кит Боттль по адресу привратника.
– Да уж, – воскликнул Гель, – этот мерзавец задерживает нас тут, а между тем каждая минута дорога и жизнь сэра Валентина в опасности!
Первый раз Гель упомянул при Боттле об истинной цели своего путешествия; тот молча выслушал его слова и затем только спросил, не сойти ли ему лучше с лошади.
– Нет, – возразил Гель, спрыгивая на землю и привязывая лошадь к воротам. – Но если меня впустят, поезжай как можно скорее по направлению к городу и прислушайся: не услышишь ли звука копыт по дороге, ведущей из Лондона? В таком случае возвращайся как можно скорее сюда и, предупредив нас громким криком, соскакивай с лошади и держи ее наготове, чтобы другой мог сесть на нее вместо тебя. Будь проклят этот несчастный Антоний! Он так давно служит у сэра Валентина, что позволяет себе теперь страшно многое. Но до сих пор он меня никогда не держал так долго у ворот. У него было такое странное, серьезное лицо, когда я сказал ему, что мне надо немедленно видеть его господина. У него никогда не бывает такого лица. Неужели нас опередили и преследователи сэра Валентина уже проникли в дом?
– Но, если вы думаете, что действительно кто-нибудь проник уже к сэру Валентину, – заметил Кит, – где же остались лошади в таком случае? Вряд ли их повели в конюшни, да и вообще здесь не было бы так тихо и темно, как теперь.
– А между тем старик, видимо, был чем-то очень взволнован, – сказал Гель задумчиво.
В эту минуту вдали опять показался огонек, послышались медленные тяжелые шаги, и на этот раз ворота широко распахнулись перед нашими путниками.
– Я проведу вас к сэру Валентину, – сказал Антоний, появляясь в открытых воротах.
Гель быстро вошел в них, а Кит Боттль повернул лошадь и поскакал по направлению к городу. Гель последовал за Антонием вверх по лестнице, миновал длинный коридор и наконец дошел до двери последней комнаты в этом коридоре. Антоний осторожно открыл ее.
Гель вошел в комнату, освещенную двумя свечами, стоявшими на столе. В одном углу комнаты помещалась большая высокая кровать. На столе среди других предметов виднелось распятие из слоновой кости.
На стуле, стоявшем между столом и кроватью, сидел довольно просто одетый человек. Не посмотрев ему хорошенько в лицо, Гель прямо направился к нему и, низко поклонившись, сказал:
– Слава богу, сэр Валентин!..
– Вы ошибаетесь, сударь, – спокойно ответил ему этот человек, – я не тот, за кого вы меня принимаете.
Гель внимательно всмотрелся в лицо говорившего и убедился в том, что это действительно не сэр Валентин, а совершенно посторонний человек с серьезным, бледным и сосредоточенным лицом.
С постели в это время раздался слабый голос:
– Добро пожаловать, Гарри.
– Как, – воскликнул Гель, быстро оборачиваясь к постели, – неужели, сэр Валентин, вы ложитесь так рано?
– Нет, – ответил сэр Валентин, продолжая лежать неподвижно на спине, – вот уже два дня как я прикован к постели, и мой милый врач говорит, что я пробуду еще в таком положении, по крайней мере, дней шесть.
– Да, раньше недели вам нечего и думать о том, чтобы встать с постели, – заметил доктор, которого Гель принял было за сэра Валентина.
– Меня ранили на дуэли, – заметил больной слабым голосом, обращаясь к Гелю.
Бедный юноша стоял как громом пораженный. Сэр Валентин ранен, лежит в постели и не может встать еще дней шесть или семь, а офицер, которому предписано арестовать его, может прибыть каждую минуту. Нечего сказать, прекрасное положение!
«Постарайтесь каким угодно способом ускорить отъезд его за границу», – сказала ему королева, и Гель взял ее деньги и дал ей торжественное обещание исполнить ее желание; что бы ни случилось дальше, он должен приложить теперь все старания, чтобы исполнить свое обещание. Что это будет нелегко, не могло быть и сомнения. Итак, в конце концов, миссия его оказалась далеко не так проста, как она представлялась ему сначала.
Глава V. Актер доказывает, что он дворянин
Сэр Валентин Флитвуд был худощавым человеком с правильными чертами лица и впалыми щеками. Его обыкновенно бледные щеки горели теперь лихорадочным румянцем. Круглая большая борода была вся седая, но на голове еще виднелись темные волосы.
– Сэр Валентин, – сказал Гель, стараясь справиться со своим волнением и говорить спокойно, – мне надо сообщить вам кое-что с глазу на глаз. – Гель взглянул на доктора – тот заметно нахмурился от его слов; старый Антоний тоже остался стоять неподвижно у дверей комнаты с фонарем, как бы ожидая, что ему скоро придется проводить Геля обратно.
