И се, погоняв отрепья Тохтамышевы по берегам Итиля – Волги, замыслил поганый идти с походом на Русь. Первоначально послал он передовое войско свое под десницею эмира Османа на Днепр, который разбил неподалеку от Киева рать Бек-Ярык-Оглана, темника Тохтамышева. Сам же Бек-Ярык-Оглан с семьею бежал на Русь, где и нашел прибежище в граде Ельце. Князь Феодор Карачевский владел тогда сим градом, стоящим на реке Сосне, которая бежит к Дону и впадает в него. И был князь Феодор данником рязанского князя Олега. А Осман-эмир, вернувшись к Тамерлану, праздновавшему свои победы на брегах Итиля, сообщил ему о том, что недобитки Тохтамышевы нашли приют свой в землях русских. Сие дало повод свирепому хищнику простреть свою руку вперед и повелеть темникам вести рати на Русь.
В Москве тогда княжил сын Димитрия, того самого, что побил Мамая на донских притоках. Он же и ныне на Москве княжит, и зовут его Васильем Димитриевичем. Узнав о том, что великий Тамерлан приблизился к пределам Руси и уже идет дорогою эмира Мамая, Василий возгорелся мыслью повторить успех своего доблестного отца, встретить несметную рать завоевателя мира в тех же местах и разгромить Тамерлана. Наивная душа! Разве можно сравнить Мамая с Тамерланом? Разве можно соизмерять разрозненное войско Мамаевых наймитов, коих было сто пятьдесят тысяч, с плотным и единым воинством чагатайским, насчитывающим около четырехсот тысяч лютых храбрецов разбойников? Выведя ополчение свое из Москвы и двигаясь навстречу Тамерлану, Василий двигался в пасть несомненной гибели. Он, должно быть, и догадывался об этом, но желание повторить отцову славу жгло его сильнее страха.
Рати двух гордецов, московского и самаркандского, сближались. Тамерлан быстрым приступом овладел Ельцом, сокрушив сей град, яко скорлупку, подобно тому как медведь, алчущий меда, разрушает страшною лапой дуплявый пень, не страшась укусов обитающих в нем пчел. Несчастных жителей елецких, увы, ожидала участь хорезмийцев и гератцев, испаганцев и багдадцев. Воды Сосны-реки понесли в Дон обильно пролитую кровь ельчан. Князь Василий тем временем спускался вдоль берега Москвы-реки в сторону Коломны. Он послал письмо митрополиту Московскому с просьбой отправить людей во Владимир-град и принести в Москву первоикону Божией Матери, писанную самим апостолом Лукой-живописцем, чтобы с этой священной реликвией обходить вкруг Москвы крестным ходом, да оградит Пресвятая Дева Мария стольный град Москву от неминучей погибели.
Можно ли было столь твердо увериться, что в случае успеха Тамерлан двинет свою победоносную рать на Москву, а не на Рязань, не на Владимир? Не на Тулу, не на Смоленск? Однако же князь Василий пекся о Москве лишь. Не потому ли, что беглый Бек-Ярык-Оглан у него в столице скрывался? Ибо, когда Елец разоряли, его там не нашли. А князь Феодор, плененный, указывал на Москву.
Аз, грешный раб Божий Александр, был и тогда при Тамерлане-демоне и видел его лютое свирепство, когда он, аки воду, проливал кровь русичей, соплеменников моих. И страдая в сердце своем, я ждал случая, чтобы обнажить лезвие кинжала и вонзить в грудь лютого ворога. Однако же и мысль моя двоилась, когда думал я так: ежели Тамерлан одолеет Василья и разорит Москву, то моей милой Рязани будет польза великая, а ежели, одолев князя Московского, пойдет злодей на Рязань, тогда и исполню свой замысел. Душа моя терзалась, когда из отрубленных голов елецких складывали Тамерлановы волки башню на берегу Сосны-речки. Сердце мое вопило ко Господу, да покарает Господь злодея кровожадного, но не слышал Господь молитвы мои, отступника от веры православной, приявшего веру антихристову. Тамерлан же, не доверяя мне теперь, не подпускал меня к себе близко, зная, что я, аки урус по-ихнему, опасен.
Разорив и разрушив Елец, умертвив жителей его и лишь взяв из них аманатов
[90], включая и самого князя Феодора со боярами его, Тамерлан двинулся вдоль берега Сосны-речки, дошел до того места, где она впадает в Дон, а по-чагатайски – Тан, и дальше повел тумены свои вверх по берегу Дона, стремясь к Куликову полю, на котором пятнадцать лет до него князь Димитрий Московский разгромил Мамая. Места там хорошие, и вдоль реки много богатых селений было, но изверг и новый Ирод приказывал все эти селения безжалостно разрушать, а жителей истреблять, именуя их неверными, уклоняющимися от веры в Магомета.
Наступил праздник Преображения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. И в ту самую ночь, когда много веков назад Спаситель в сиянии и силе явился трем ученикам своим на горе Фаворе, Тамерлану во сне привиделся снова тот сеид, который во всю его жизнь много раз снился ему. Но был сеид не седовлас и не стар, а молод и великолепен. Он сказал Тамерлану во сне: «Ты ищеши язычников на поругание? Их здесь нет. Ты ищеши новой славы себе? Ты не найдешь ее здесь». Проснувшись поутру, Тамерлан созвал совет из своих мудрецов и гадателей. Три дня они гадали по звездам и толковали видение. Наконец главный толкователь Нигманьдин сказал Тамерлану: «Се не мусульманский, а Бог назранский являлся тебе во сне, государь, Бог, которому поклоняются урусы, и не следует внимать Его словам». На это разбойник махнул рукой и ответил: «Я так и думал». Сел на коня и повел свои злобные тумены дальше по берегу Дона, к истокам реки сей.
Князь Василий Димитриевич тем временем расположился станом под Коломною, и ежедневно к нему стекались витязи русские. Были средь них и те, кто под знаменами Димитрия сражался с Мамаем, было много и молодых отважных богатырей. Всем им уготована была судьба печальная и смерть лютая, если бы только Царица Небесная не отвела от Руси несметную рать Тамерланову.
Тамерлан тем временем приблизился к речке Непрядве, и в ночь накануне праздника Успения Пресвятой Владычицы, нашей Богородицы и Приснодевы Марии, явилась ему во сне Дева, лежащая на мраморном ложе усопшая, а покрывалом у нее было ночное небо, усеянное ослепительно ясными звездами. Никогда не видывал Тамерлан таких покрывал, и захотелось ему завладеть невиданным полотнищем, но только он протянул руки, чтобы сорвать чудесный плат, как откуда ни возьмись явился ангел, взмахнул мечом и отсек вору левую руку, коей он только и владел, ибо правая давно уж у него не шевелилась.
Проснувшись на сей раз, Тамерлан очень глубоко задумался, три дня думал сам, и войско его никуда не двигалось. Затем созвал опять советников и рассказал им о странном и зловещем сне. Долго в этот раз гадали и рядили советники-толкователи, целых семь дней высчитывали по звездам и разным рисункам, листали древние книги и, наконец, на восьмой день предстали пред очами государя своего, поделенные надвое разными суждениями. Первые, во главе с Нигманьдином, сказали так: «Се не мусульманская Дева была, а назранская Мариам, матерь Исы-пророка. И хотя мы чтим Ису, но не следует слушаться сна, насылаемого молитвами неверных». Другие советники и толкователи придерживались иного суждения. За них слово держал мудрец Бадридин. Он сказал: «Звезды знаменуют недоброе для тебя, государь наш, а во сне явилось тебе предостережение, что если ты задумаешь противиться звездному покрову и захочешь сорвать его, то Аллах отсечет тебе шуйцу, которую устремил ты в полунощные земли».
Выслушав советы мудрецов, Тамерлан вознаградил первых, а на вторых сильно рассердился, говоря: «Много раз звезды предрекали мне неудачу, когда шел я в поход, но когда возвращался я с великой победой, звездочетам приходилось переписывать свои прежние предсказания и прятать глаза свои от стыда. Пусть же звезды слушают мою длинную волю! Идем на Русь!»
