– А что, если я переброшу ферзя с центра на правый фланг? Помнишь, в битве с султаном Дели ты стоял по центру против Маллухана, а я перебросил тебя с твоей конницей на правый фланг? Это здорово помогло нам тогда выиграть сражение.
– Простите, хазрет, но вы тогда перебросили с центра на правый фланг не меня, а Али-Султана Таваджи, – осторожно поправил больного государя Аллахдад.
– Разве?.. – задумался Тамерлан, почесывая бороду. – Похоже, ты опять выиграл. Причем играя черными. Поздравляю. Третью партию сыграем завтра. Я хвораю, устал. А ты отлично играешь, Аллахдад! Когда мы придем в Китай, мы сыграем с тобой живыми фигурами. Нарядим китайцев в черные и белые одежды, и когда какая-нибудь фигура будет побита, ее станут умерщвлять по-настоящему. Шахматы заслуживают, чтобы в них фигуры гибли всерьез.
– А что будет с теми, которые останутся на доске после окончания партии? – спросил Аллахдад.
– Я пока не придумал, – сказал величайший шахматист вселенной. – Может быть, по обращении в мусульманство мы возьмем их к себе на службу… Но только языки им придется отрезать – я страшно не люблю китайский акцент!
Становясь на послеполуденную молитву, Тамерлан шепнул поддерживающему его Искендеру:
– На сей раз я, кажется, и впрямь разболеваюсь.
После асра он лежал на коврах и некоторое время беседовал с улемом Шемс ад-Дином аль-Асхабом ар-Рассом, славящимся своими обширными познаниями в области преданий о малайках – высших ангелах, наиболее приближенных к Всевышнему Богу.
– Я слышал, что сложилось определенное представление о том, как они должны выглядеть, – говорил Тамерлан слабым, больным голосом. – Это так?
– Да, – отвечал улем, – многочисленные видения праведников составляют целый свод свидетельств о малайках, благодаря чему можно даже представить себе портретное изображение того или иного высшего ангельского существа. Вот, к примеру, ангел, которому назначено быть предвестником кончины мира и наступления Страшного суда. Это существо огромных размеров. Одно только крыло его могло бы полностью накрыть как навесом Самарканд, а крыльев у Исрафила четыре, они кожаные и покрыты серебром и позолотою. Тело у него такое длинное, что если бы он лег на землю, то, упираясь ногами в Бухарские ворота Самарканда, пальцами рук касался бы Самаркандских ворот Бухары. И все тело покрывают зубастые рты, усы и бороды грешников, мучающихся в Джаханнаме. И как только новый грешник попадает в зиндан вечных страданий, так на теле Исрафила появляется новый стонущий рот. Когда же на теле его не останется места для этих ртов, тогда и наступит конец света.
– Ужасно, но разумно, – оценил описание Исрафила Тамерлан. – Любопытно, а как выглядит вдохновитель Мухаммеда?
– Рух Алкудус Джабраил весь соткан из света, и тело его покрывают бесчисленные белоснежные голубиные крылья, – отвечал улем. – Лицо у него как светлое пламя, а руки как солнечные лучи.
– Понятно, а ангел смерти?
– Азраил? Он скорее похож на Исрафила, но только тело его покрывают не рты грешников, которые уже умерли, а глаза и языки живущих на земле людей. И когда рождается новый человек, на теле Азраила появляются новые два глаза и язык. Когда же Азраил производит свою жатву и отнимает у людей души, количество глаз и языков на его теле соответственно сокращается. Азраил огромен. Он гораздо крупнее Исрафила и Джабраила. Количество ног у него такое, что все праведники, имевшие видения, не могли с точностью сосчитать их. Так же и крылья. Их тоже бесчисленное множество. И у Азраила четыре лица. Первое лицо…
Шемс ад-Дин аль-Асхаб ар-Расе продолжал рассказывать об ангеле смерти, описывая в отдельности каждое из четырех его лиц, но Тамерлан уже не слушал его. Холодный пот выступил по всему его телу, и дышать стало трудно.
Значит, все-таки Азраил! Тамерлан когда-то уже слышал все эти сказки о том, как выглядят ближайшие к Аллаху ангелы, и всегда посмеивался, но сейчас жуткое впечатление сегодняшнего утреннего сна воскресло с прежней силой, и болезнь стала наваливаться тяжелым слоновьим брюхом, вселяя в душу великого властелина панику – а что, если он и вправду смертен?
И все же ему не хотелось смиряться. Дослушав улема, он приказал всем собираться на поминки по матери биби-ханым. Их Сарай-Мульк устраивала в доме, пристроенном к мечети, в которой и находилась усыпальница Тамерлановой тещи. Там заодно должно было состояться прощание с Пир-Мухаммедом, уезжавшим в свою Индию, дабы готовиться к предстоящему походу. На поминках великий эмир мельком виделся и с испанскими послами, расспросил их о том, забеременели или еще нет их наложницы. Потом ему показалось, что он уже вчера их об этом спрашивал, а значит… А значит, это все-таки Азраил!..
Пир-Мухаммед был красив и наряден, дивно похож на покойника Джехангира. Тамерлан даже один или два раза оговорился и назвал внука именем сына. Прощаясь с Пир-Мухаммедом, он подарил ему огромный табун коней и караван верблюдов, навьюченных громадными чувалами из ковровой ткани, полными дорогих одежд, украшений, оружия и золотой посуды.
Наконец все кончилось, владыку доставили назад в Кок-Сарай, он из последних сил отстоял на вечернем намазе, после чего лег и погрузился в глубокое забытье.
Глава 38. Искендер о Тамерлане. (Продолжение)
Потерпев поражение от Тамерлана, султан Делийский Махмуд со своими главными воеводами Туган-ханом и Маллу-ханом вернулся в свою столицу, взял жен, детей и имущество и бежал из города в окрестные густые леса, малодушно оставив жителей на разграбление и погибель. Когда царь Самарканда со своим несметным войском вступил в город Дели, самые знаменитые вельможи, праведники и потомки пророка Магомета явились к нему и челом били, да пощадит он всех жителей делийских. И Тамерлан со лживою улыбкой поклялся не отдавать город на расправу и грабеж. Успокоенные сим лицемерным уверением делийцы мирно приветствовали захватчиков, впуская их в свои дворы и жилища. Казалось, что волки, забравшись в кошару, где сидят агнцы, готовы забыть свой кровожадный нрав и щипать из яслей солому и сено. И шесть дней было так. Но хитрый Тамерлан, раздобыв одежд, в каких ходили жители Дели, нарядил в них отряд своих кметей и заставил их напасть на своих же, дабы потом объявить, что делийцы оказались вероломными. Тотчас после этого огромный город подвергся неистовому разграблению и убийству. Отчаяние несчастных жителей бывало таково, что некоторые из них поджигали свои дома и сгорали в них вместе с детьми и женами, того ради, чтобы жены не подверглись поруганию, а дети – унылому рабству. В несколько дней красивый и цветущий град Дели превратился в дымное и смрадное пепелище. Река Джамна, на коей построен Дели, понесла кровавую весть волнами своими в великую реку Ганг, в которую она вливается. Но недолго оставалось Гангу ждать и самого кровопроливца, и его лютые дружины. С легкостью покоряя одну крепость за другой, он прошел по всему султанату Делийскому, везде сея смерть и разрушение, убивая гебров, а вместе с ними и всех остальных. Нигде не могли укрыться несчастные жители, даже и в непроходимых лесах, более густых, чем леса Мазандерана и Сибири, ждала их печальная участь. Не стану описывать все их бедствия, ибо Гайасаддин Али, летописец Тамерлана, подробно поведал миру об этом, лукаво восхищаясь реками крови и горами трупов, но в душе содрогаясь от величия зла, причиненного Тамерланом.
