Раздраженный Никколи вытребовал себе „обнаруженный“ Поджо каталог книг. И тут неожиданно выяснилось, что „в каталоге никакого Тацита не оказалось“! „В такой странной волоките недоразумений, имеющих вид искусственности, проходят 1427 и 1428 годы“. Наконец в 1428 году Поджо извещает Никколи, что таинственный монах опять прибыл в Рим, но — без книги!
„Растянувшись чуть ли не на пять лет, открытие Поджо огласилось раньше, чем было совершено, и вокруг него роились странные слухи. Последним Никколи очень волновался, а Поджо отвечал: „Я знаю все песни, которые поются на этот счет… так вот же, когда прибудет Корнелий Тацит, я нарочно возьму, да и припрячу его хорошенько от посторонних“. Казалось бы, — справедливо замечает Гошар, — самою естественною защитою рукописи от дурных слухов (было бы — Авт.) показать ее всему ученому свету, объяснив все пути, средства и секреты ее происхождения. Поджо, наоборот, опять обещает хитрить…“
Гошар и Росс обнаружили, что в „много позднейшем издании писем своих к Никколи Поджо, упустив из виду даты переписки своей о Таците 1425–1429 годов, с каким-то задним намерением фальсифицировал даты 28 декабря 1427 года и 5 июня 1428 года в двух вновь оглашенных письмах“.
В этих письмах Поджо просит Никколи выслать ему (?!) другой экземпляр Тацита, находящийся будто бы уже у Никколи. Сопоставляя даты переписки и тексты писем, Гошар утверждает, что этот таинственный „второй экземпляр“ есть не что иное, как Первый Медицейский список, обнаруженный якобы лишь много лет спустя!
Гошар утверждает, что „даты писем подложны, сочинены post factum (после — Авт.) появления в свет Тацита от имени Никколи затем, чтобы утвердить репутацию первого… списка (так называемого Второго Медицейского — Авт.), вошедшего в обиход разных княжеских библиотек, и подготовить дорогу второму списку“».
Сегодняшние историки считают, что эти два списка были обнаружены в обратном порядке.
А. Амфитеатров (которого мы здесь часто цитируем) писал: «Изучая историю происхождения Первого Медицейского списка (обнаруженного вторым — Авт.)… нельзя не отметить, что повторяется легенда, окружавшая 80 лет тому назад список Никколо Никколи… Опять на сцене северный монастырь, опять какие-то таинственные, неназываемые монахи. Какой-то немецкий инок приносит папе Льву X начальные пять глав „Анналов“. Папа в восторге, назначает будто бы инока издателем сочинения. Инок отказывается, говоря, что он малограмотен. Словом, встает из мертвых легенда о поставщике Второго Медицейского списка (найденного первым — Авт.), герсфельдском монахе… Посредником торга легенда называет… Арчимбольди… Однако Арчимбольди не обмолвился об этом обстоятельстве ни единым словом, хотя Лев X — якобы через его руки — заплатил за рукопись 500 цехинов, т. е. 6000 франков, по тогдашней цене денег — целое состояние (тут не до хронологии! — Авт.). Эти вечные таинственные монахи, без имени, места происхождения и жительства, для Гошара — продолжатели фальсификационной системы, пущенной в ход Поджо Браччолини. Их никто никогда не видит и не знает, но сегодня один из них приносит из Швеции или Дании потерянную декаду Тита Ливия, завтра другой из Корвеи или Фульды — Тацита и т. д., — всегда почему-то с далекого, трудно достижимого севера и всегда как раз с тем товаром, которого хочется и которого недостает книжному рынку века».
Изучение переписки Поджо лишь усиливает подозрения. Авторы писем либо вообще умалчивают о находках, либо приводят взаимоисключающие версии.
«Бейль рассказывает (уже в XVIII веке — Авт.), что папа Лев X так желал найти недостающие главы Тацита, что не только обещал за них деньги и славу, но и отпущение грехов. Удивительно ли, что их поторопились найти? (Тут не до хронологии — Авт.). Итак, обе части Тацитова кодекса (списка) одинаково загадочны происхождением своим. Гошар предполагает по единству темнот и легенд, их окружающих, что они обе — одного и того же происхождения и общей семьи: что они вышли из римской мастерской флорентийца Поджо Браччолини».
Гошар и Росс приводят данные, наглядно показывающие изумительную способность Поджо к перевоплощению. Для Поджо латынь — родной язык. «Он пишет не иначе как по-латыни и как пишет! По гибкости подражания — это Проспер Мериме XV века… Когда читателю угодно, Поджо — Сенека, Петроний, Тит Ливий; как хамелеон слова и духа, он пишет под кого угодно».
Анализ книг Тацита обнаруживает серьезные расхождения между их содержанием (об истории и географии античного Рима) и принятой сегодня скалигеровской версией древнеримской истории. По свидетельству Амфитеатрова, «громадный список противоречий приводит и Гастон Буассье… Перечислив множество ошибок (ошибок ли? — Авт.), которые не мог сделать римлянин первого века (в представлении скалигеровских историков — Авт.), Гошар отмечает те из них, которые обличают в авторе человека с мировоззрением и традициями XV века».
Это — важный момент.
Для Гошара, Росса, Гастона Буассье и других критиков Тацита все это — доказательства подложности «Истории». Будучи воспитанными на скалигеровской истории, эти авторы и не в состоянии были трактовать иначе обнаруженные ими противоречия. Для нас же никаких противоречий здесь нет. Достаточно предположить следующее: «История» Тацита описывает реальные события X–XIV веков н. э. И Тацит, как автор XIII–XIV или XV веков, естественно, имеет «мировоззрение и традиции XV века». И обнаруженные историками «промахи» оказываются свидетельствами подлинности «Истории» Тацита, но только при условии, что мы перенесем описываемые события в средние века.
В то же время Гошар и Росс вскрыли действительно исключительно странные обстоятельства появления на свет «Истории» Тацита. По их мнению, эти обстоятельства указывают на подлог. По-нашему — на редактирование Поджо подлинного текста «Истории». А может быть, «Тацит» — это просто литературный псевдоним Поджо Браччолини? Он действительно мог описать события античного Рима, происшедшие в X–XIII веках н. э., опираясь на какие-то подлинные, известные ему документы. Судите сами.
Вновь процитируем Амфитеатрова: «В Лондоне он (Поджо — Авт.) жил, очень обманутый в расчетах на щедрость Бофора… В 1422 году… Пьеро Ламбертески предлагает ему проект какой-то исторической работы, которая должна быть выполнена по греческим источникам и в строгом секрете, в трехгодичный срок, во время которого Поджо будет обеспечен гонораром в 500 золотых дукатов. „Пусть он даст мне шестьсот и — по рукам!“ — пишет Поджо, поручая Никколи сладить это дельце. „Занятие, им предлагаемое, очень мне нравится, и я надеюсь, что произведу штучку, достойную, чтобы ее читали“… Ламбертески предлагал Поджо выполнить какой-то тайный исторический труд. Тайна предполагалась настолько строгой, что Поджо должен был работать в Венгрии, между тем как считалось бы, что он все еще находится в Англии. Для работы этой он должен был изучать греческих авторов… В этой работе ему предстояло состязаться с античными историками, чего он хотел и боялся. И наконец, весь секрет, которого от него требовали, а он принимал, показывает, что дельце-то предполагаемое было, хотя и литературное, и ученое, но — не из красивых».
