– Ужин! – попытался сократить просьбу Борис.
Человек, продолжая белозубо улыбаться, непонимающе пожал плечами.
– Что же ты простых вещей не разумеешь? Еда. Есть. Кушать.
Последнее слово Калинкин сопроводил жестом. Человек понимающе хмыкнул и исчез. Через минуту он принёс половину каравая хлеба, круг колбасы и головку чеснока. Хлопая одобрительно по плечу, жестами предложил всё это съесть. Не видя инициативы капитана, отщипнул небольшой кусочек каравая и отрезал тоненький кружочек колбасы. И, как фокусник, положив поочерёдно всё себе в рот, он для убедительности покачал головой, показывая – «ой как вкусно».
– За хлеб, конечно, спасибо, – мрачно произнёс Калинкин, – но мне нужен ужин.
Мужчина хлопнул себя по лбу, убежал и возвратился с кружкой молока. Теперь вроде бы все в порядке! Но русский чем-то недоволен.
– Тогда скажи, где ваш повар, снабженец? – лётчик зашел на новый круг.
– Мирко! – крикнул мужчина в глубины подсобного помещения, решив переложить международное общение на более подготовленные в этом смысле плечи.
Из глубины пищеблока выплыл колоритный толстяк в белом фартуке.
– Мирко, я не понимаю, чего хочет этот русский? – взмолился мужчина.
– Чем вам помочь? – по-сербски спросил у Бориса Мирко.
– Друг, брат, товарищ, соратник! – от отчаяния Борис чуть не застонал. – Нужно организовать ужин для моих друзей. Не просто еду, а прощальный ужин!
– Не разумем, – ответил капитану толстый Мирко. Потом, что-то сообразив, сказал своему помощнику: – Позови Алёшу.
Мужчина с радостью исчез. Мирко и Калинкин, стоя напротив друг друга, лучезарно улыбались. Появился посыльный вместе с Подкопиным.
– Добрый вечер, что произошло? – обратился на русском к Борису Алексей.
– Ну, слава богу, хоть кто-то говорит по-русски! Слушай, служивый, мы завтра отсюда перебазируемся, и нам бы прощальный ужин организовать, а то у нас только сухпай. Хочется чего-нибудь такого… По-человечески… Ну, ты сам понимаешь…
– Понял, – рассмеявшись, сказал Алексей. И разъяснил Мирко, чего хотел капитан. – Нужно организовать ужин для русских лётчиков, они завтра улетают.
– Царица Небесная нас услышала! – обрадовался Мирко. – Сделаем в лучшем виде! Сколько человек?
Калинкин, не доверяя словам, для однозначности показал на пальцах. Растопырив правую пятерню, добавил к ней левый указательный. «Шесть!»
– Хорошо! Пусть не беспокоится. Сейчас соберём, – с улыбкой пообещал Мирко и исчез вместе с помощником.
– Сейчас всё будет! – успокоил Подкопин.
– Вот это другой коленкор! Ну ты, парень, спас меня! Где ты так по-нашему научился болтать?
– Там же, где и родился, в Пензе, – ухмыльнулся Подкопин, понимая, что Калинкин принял его за серба, говорящего на русском.
– Земляк! – заорал Калинкин и бросился его обнимать. Он тискал его в своих объятиях с таким энтузиазмом, что Подкопин ощутил на себе по стадиям весь процесс превращения молока в сметану.
– Я тоже из Пензы. Ты чего тут делаешь? – слегка угомонившись, спросил его Борис.
– Служу.
– На кухне?!
– В охране Тито.
– О, понимаю. По виду ты вроде армейский, а как тут оказался?
– Армейский. Они из плена спасли. До наших – семь вёрст до небес, вот и остался.
Тут объявился Мирко с корзиной, накрытой полотенцем. Отдышавшись, он с заговорщицким видом извлёк из-под фартука бутылку вина и всучил Калинкину.
– Сам делал. Мальвазия! – гордо пояснил он Алексею и Борису.
– Да ты чего?! – изумился Калинкин. – Нам же в шесть ноль-ноль в воздух!
– Что будет шестерым взрослым мужикам с бутылки хорошего сухого вина? – по жестикуляции второго пилота понял и удивился Мирко.
– И вправду, чего это я? – после перевода спросил себя Калинкин. И, развернувшись к Мирко, с благодарностью сказал: – Огромное спасибо! Вы нас так выручили, просто не передать словами. Приятно иметь дело с друзьями!
Из того, что говорил лётчик, Мирко не понял ни слова. Но почувствовал, что его благодарят, и расплылся в широчайшей улыбке.
– Рад был помочь русским друзьям. Пусть бьют фашистов!
– Говорит, что ему приятно помочь вам, и просит, чтобы вы били фашистов, – перевёл Алексей.
– Это завсегда, пожалуйста!
Эту фразу повар понял без перевода, подошёл и обнял Калинкина.
– Зайдёшь? – предложил Подкопину Калинкин. – У нас такой боевой экипаж! С земляками поболтаешь. Мы это дело мальвазией сбрызнем! – затараторил Борис.
– Прости, служба, – отказался Алексей.
– Вот же я старой, голова с дырой! А звать-то тебя как?
– До плена я был старшим сержантом Алексеем Леонидовичем Подкопиным. А сейчас – спрашивай товарища Алёшу, тебе обязательно покажут. Тут меня каждый знает.
– А я – капитан Борис Тихонович Калинкин, второй пилот экипажа подполковника Александра Шорникова. Ладно, зёма, я побежал. Но, думаю, не в последний раз видимся.
– Коли жизнь выпадет длинная, то и дороги будут короткие.
Второй пилот, довольный собой и достигнутыми результатами, помчался к своему экипажу. А Подкопин, довольный, что помог земляку, вернулся к несению службы.
Минут через сорок там, где разместился экипаж Шорникова, второй пилот, радист Николай Вердеревский и бортмеханик Иван Галактионов активно «колдовали» над столом. Ребята уже полностью распатронили корзинку Мирко, а стол успели накрыть скатертью, роль которой выполняла неизвестно откуда взявшаяся белая тряпка. Только радист любовно разгладил заломившиеся углы, как снаружи раздались шаги командира и штурмана.
– Полундра, мужики! – крикнул Галактионов.
Все кинулись кто куда. Вердеревский упал на кровать и тут же «заснул». Галактионов стал внимательно «изучать» карту, а Калинкин, сев на табурет, уставился в перевёрнутую книгу на сербском языке.
На пороге появились Шорников и Якимов. Подполковник осмотрел комнату и увидел повсюду «белое безмолвие».
– Что могу сказать тебе, Петруха, повезло нам с товарищами. Крепко повезло, – подытожил он осмотр.
– Ты о чем, командир? – не совсем понимая причину недовольства, поинтересовался штурман.
– Пока мы с тобой свои холки начальству подставляли, наши боевые товарищи морды о подушки плющили и раздвигали свои умственные горизонты. Причем, замечу, вверх ногами и на чужом языке. Оно, конечно, правильно – солдат спит, служба идёт. Жареный петух кой-куда не клюёт. А ведь могли додуматься товарищам еды добыть. В лучшем случае хотя бы чаю разогреть и сухпай вскрыть.
– Вот как вошли, так сразу обласкали, – воскликнул «проснувшийся» Николай.
