«Мариночка, не видеть тебя так долго больше нету сил. Прости меня за глупость. Я всё понял. Хочу быть с тобой. Люблю, Виталий… Извини, что выбрал такой способ связаться с тобой. Не хотел больше звонить твоей сестре. Слишком «грязная» на язык и противная у тебя сестрёнка. Позвони мне, пожалуйста. Мой телефон не изменился…».
Несколько мгновений она стояла молча, не способная ни думать о чём-либо, ни принять какое-нибудь решение. Ноги вдруг стали ватными, и она бепомощно присела на стул: «Ну, что ты со мной делаешь?!.. Я ведь думала – всё! Господи, что мне-то теперь с собой делать?».
От мыслей оторвал голос секретаря:
– Вы следующую весеннюю сессию сдавать собираетесь? Что мне указать в приказе? Да придите Вы в себя, Марина Григорьевна!..
Закончив оформлять заявления на отпуск, Марина покинула деканат и сразу поехала в салон-парикмахерскую на Невский проспект, чтобы сделать новую причёску а-ля Марлен Дитрих и привести в порядок руки. Из салона красивая и помолодевшая она прошла до Елисеевского, купила себе маслин, не забыв про Володю, которому взяла зефир в шоколаде и только после этого отправилась на Дворцовую. С Малой Садовой прошла к цирку. Оттуда вдоль Фонтанки до Летнего сада, а затем наискосок пересекла Марсово поле и оказалась на улице Халтурина, которую коренные жители Ленинграда упорно называли Миллионной.
«Ну, вот я и дома. Что-то я сегодня набегалась, ноги гудят. Надо бы полежать немного. Сейчас час дня, надо Володю чем-то накормить, а я кроме зефира ему ничего не купила. Совсем голова думать отказывается… Придумала! – Пойдём-ка мы в пышечную на Желябова. Ему там нравится. В прошлый раз пять пышек слопал и как ни в чём ни бывало! Полежу пятнадцать минут и пойдём…».
Наступил вечер. Лариска вернулась с работы и, увидев племянника, обрадовалась. Родственная ниточка между ними никогда не прерывалась, несмотря на то, что виделись они редко. Володя тоже обрадовался своей тёте Ляле и бросился ей навстречу, переполняемый эмоциями. Марина, дождавшись, пока они наобнимаются, обратилась к сестре с просьбой:
– Мне надо будет вечером к сокурснице съездить, конспекты по органической химии переписать. Ты не смогла бы за Володей присмотреть, пока меня не будет?
Не очень хорошо у неё получалось врать, и старшая сестра это, конечно, увидела:
– К Виталику намылилась? То-то он полгода названивал чуть ли не каждую неделю! Давай, давай. Отдохни, сестрёнка. Я с Володей побуду. Причёска у тебя ничего! Выглядишь неплохо, только вон морщин вокруг глаз собралось без счёта. Возьми на камине крем – он разглаживает…
Ровно в пять она позвонила по знакомому номеру, и трубку снял он – мужчина её судьбы и ночных мечтаний. Они долго молчали, устремясь мыслями и чувствами навстречу друг другу. Потом Марина осмелилась первой нарушить затянувшееся молчание:
– Ну, как ты, Виталичек? Как жил ты без меня эти два долгих года?.. А я тогда сначала исплакалась вся, а потом поняла, что не будет у нас любви с тобой такой, о которой мечтается. А другой мне не надо, мой хороший. Не хочу я части тебя, даже большой части не хочу. Ты мне весь нужен. Один единственный и без остатка. Чтобы впитаться тобой и чтобы стали мы потом чем-то большим и неделимым. Но так, оказывается, не бывает. Я от этого грущу и сейчас опять заплачу. Ну, что ты молчишь?.. Скажи мне что-нибудь…
Слёзы навернулись на глаза, и первая капнула на трубку телефона, разбившись на ещё меньшие капельки, чем сама слеза. Виталик продолжал молчать, не в силах вымолвить ни слова. Упрёки любимой женщины проникли в него до самой глубины сердца и начали делать ему больно. Сильный и большой мужчина сам был готов заплакать. Марина это почувствовала. Она не хотела, чтобы Виталик плакал и со сделанной весёлостью опередила его словами:
– А не пойти ли нам в Метрополь? Вспомним про нас помоложе, потанцуем, поболтаем… Ты как?
Первые слова, дрожа и неуклюже цепляясь друг за друга, наконец, слетели с губ Виталия:
– Я только что сам хотел тебе это предложить. Я сейчас позвоню Арнольду и закажу столик недалеко от сцены. Там сегодня Эдди Рознер играет со своей джазбандой. Мы сможем танцевать с тобой сколько захотим. Во сколько мне за тобой заехать?
Они танцевали и пили шампанское. Виталик рассказывал про последний чемпионат мира, где они заняли второе место, опять проиграв в финале Югославам. В следующем году он собирался с большим спортом закончить, но старший тренер сборной предложил остаться его помощником. Вот он и думает сейчас об этом.
– А ты, Мариночка, что скажешь?
Что она могла сказать ему? Его глаза при упоминании об игре и победах загорались с такой яркостью, что от неё могла вспыхнуть скатерть, покрывающая стол с набором изысканных метропольевских закусок. Ей стало грустно. Осознание того, что никогда не будет Виталик послушным и милым домашним котиком в её объятиях, расстраивало душу и открывало перед ней глубокую пропасть безысходности. Перед самым закрытием ресторана, она в душе с Виталиком навсегда рассталась. Марина попросила отвезти её домой, сославшись на тяжёлый перелёт и усталость. Ещё в середине вечера она окончательно решила, что последняя страница их романа перевернулась. Продолжения не будет!.. Неожиданно для себя вдруг она почувствовала облегчение. Дела по небольшому списку, составленному ею перед отлётом из Петропавловска, можно было переделать за два-три дня. Сегодня был вторник. Если взять день в запас, на всякий случай, то билеты в обратный путь надо будет взять на воскресенье. В воскресенье рейса не было, поэтому Марина взяла билеты на понедельник, а во вторник утром всё тот же ТУ-104 приземлился в Петропавловске.
7
Способность «Пурги» двигаться на быстром ходу во льдах метровой толщины, и, одновременно, неспособность других кораблей дивизиона это делать даже медленно даже в совсем незначительных по толщине льдах, вынуждала экипаж легендарного корабля праздновать Новый Год в открытом океане почти каждый год. Год 1961-й оказался исключением. Он вообще был годом исключительным! Переверните цифры года наоборот… И вы опять получите 1961! Много ли таких совпадений в мировом календаре? – Вряд ли вы насчитаете больше, чем пальцев на одной ладони. Именно в этом году в космос взлетел Гагарин, а незадолго до этого население страны получило зарплату новыми деньгами, напечатанными на маленьких и как-то уж совсем несерьёзных разноцветных бумажках. Солидная старая сторублёвка, одним своим видом представляющая из себя очень достойную и уважаемую купюру, вдруг превратилась в жалкую красного цвета десятку – червонец, пригодную разве что для приобретения пары бутылок водки или для подкупа сотрудника ГАИ, норовящего сделать вам прокол в талоне предупреждений.
Но перед этим был праздник! Офицеры «Пурги», обрадованные тем, что впервые за много лет службы им в этот раз удастся встретить Новый Год дома, предложили командиру собраться одной большой офицерской компанией у кого-нибудь на квартире. И только потом сообразили, что в квартире накрыть стол на тридцать пять человек не представляется возможным. Пришлось командиру договариваться с замполитом дивизиона. Тот разрешил воспользоваться помещением клуба, в котором иногда и до этого накрывались большие столы по поводу каких-нибудь знаменательных дат. Первоначальная идея отпраздновать 1961-й всем экипажем постепенно превратилась в затею большего порядка. Оставшиеся в праздник на берегу моряки-офицеры с других кораблей дивизиона напросились в большую компанию и общее их число после этого возросло почти до ста человек вместе с жёнами. Вот это был праздник! Как танцевал с красавицей женой командир! В вальсе им равных соперников не было. А какими продуктами завалил стол начальник интендантской службы! Слышал бы кто со стороны, как пели моряки свои любимые песни после того, как закончился второй ящик «огненной воды»! А потом опять танцевали, поднимали бокалы за флот и за любимых… Праздник мог бы продолжаться ещё долго, но ровно в пять утра комдив сказал – хватит! А они не послушались и продолжали праздновать, разбредясь по квартирам. Праздновали, потому что знали, что такого праздника в следующий раз придётся ждать несколько лет.
