Октябрина Савельевна недавно разменяла седьмой десяток. Как она сама любила говорить, свою жизнь она посвятила сыну Лёвушке и воспоминаниям о покойном муже. Точнее, любимом мужчине. Замуж она так никогда и не вышла, хотя Лёва её знакомил с мужскими особями интересными и богатыми из своей среды. Она отмахивалась от них и чем становилась старше, тем становилось очевиднее, что так всё и останется. Она не изменила своей привязанности к яркой и броской одежде. Правда, теперь это было оправдано. Такая одежда делала её моложе на вид и создавала настроение самой Октябрине. Вопреки требованиям сына, она по-прежнему работала. Сидеть дома она не могла, потому что была наделена теми же качествами, что и её сын. Ей надо было двигаться. Октябрина Савельевна любила часто повторять избитую фразу про движение, которое означало жизнь. Не дождавшись от Лёвушки внуков, она завела себе собачку. Маленького и смешного Йоркского терьера. Вдвоём им было не скучно. Она назвала его Томми. Услышав своё имя, он радостно летел навстречу любимой хозяйке и, трясясь всем своим маленьким тельцем, облизывал её с ног до головы. Чтобы маме и Томми жилось лучше, Лёва купил им дачу в Токсово рядом с озером. С начала мая и до глубокой осени они жили именно там. Вот туда Лёвушка и поехал сегодня после работы. По дороге, сидя на заднем сидении комфортабельного автомобиля, он мысленно продолжал свой разговор с Игорем. Задавал ему вопросы и сам отвечал на заданные старым другом:
– Скажи мне, Игорь, почему ты смеёшься когда я тебе говорю, что я богат и, к тому же, хозяин лесного порта. Я, князь Бейлин!? Почему ты вообще всё время смеёшься?
– Потому что это действительно смешно. Потому что князь, тем более богатый князь, должен гордиться не тем, сколько он вчера заработал, а тем, сколько он тратит на свой город, например. Ты сколько денег дал на восстановление Гатчинского дворца? А на Казанский собор? Ничего ты не дал… Я тебя не осуждаю. Ты просто такой. Ты всегда был таким, Лёва. Не обижайся. Такие как ты тоже нужны. Чтобы было понятно, как не надо жить и чего в жизни делать точно не надо. А ещё я смеюсь, потому что мне хорошо и весело. У меня чудесная жена. Меня окружают простые и добрые люди…
– Ты считаешь, что я смогу измениться?
– Я в тебе никогда не сомневался. Ты всё успеешь и у тебя всё получится. Надо только захотеть, дружище! Ты читал «Алхимика» Паоло Коэльо? Прочти. Не оправдывай себя занятостью. Тебе просто необходимо прочесть эту книгу. Ты мне потом спасибо скажешь за совет.
– Так что мне делать? Я снова на распутье. Как тогда, когда мы решали уезжать или оставаться. Ты уехал. Я остался. Ты живёшь в раю, а мне Всевышний, похоже, готовит место в аду. Я не хочу туда, Игорь. Ты мой крёстный и ты должен мне помочь.
– Но ты же не можешь всё просто так бросить и уехать с концами? Тебя никто не отпустит. Ты государственный человек! На тебя многое завязано. Я читал о твоих делах и проделках в «Форбсе». Может быть я чего-то не понимаю, но я знаю одно: с той позиции, которую ты занимаешь в сегодняшней табели о рангах среди российских бизнесменов, ты сможешь уйти лишь в белых тапочках. Ты должен думать… Думай, Лёва. – Машина притормозила. «Приехали!», – сказал водитель и по совместительству телохранитель «государственного человека» – князя Льва Наумовича Бейлина. «Я ночую здесь. Завтра как обычно в девять», – отдал распоряжение Лёва и вышел из машины.
Октябрина сына сегодня не ждала и поэтому встретила его в «разобранном» виде. Лёва давно не приезжал и его неожиданное появление её конечно же обрадовало. Быстро приведя себя в относительный порядок, она включила кофеварку и усадила сына за стол. Лёва достал из портфеля коробку швейцарского шоколада и бутылочку «Бейлиса». Маме ликёры очень нравились, но предпочтение она всегда отдавала именно этому. «Бейлины должны пить «Бейлис»! – говорила Октябрина, играя на созвучии своей фамилии названию напитка. Лёва, осведомлённый о маминой слабости, старался сделать так, чтобы она не знала в нём недостатка. Потом они сидели каждый со своей чашечкой кофе и разговаривали. Лёва посвятил маму в проблемную ситуацию с Анжелой. Октябрина возмущалась и с патетическими нотками в голосе обвиняла невестку во всех грехах.
– Как она могла? Ты не должен её прощать, Лёвушка. Она тебя недостойна! – её негодованию не было предела. – Ты должен взять себе в жёны девушку из хорошей еврейской семьи. Да хотя бы Фирочку – троюродную племянницу твоего дяди Давида. Она же тебе когда-то нравилась. Вспомни, Лёвушка, – Лёва вздохнул:
– Какая Фирочка, мама? Ей уже скоро на пенсию, а ты внуков хочешь. Ты уж реши, что тебе больше надо: дяде Давиду угодить или сына осчастливить, – так они и проболтали ни о чём, наверное, ещё с час или полтора.
В процессе разговора наблюдательный человек заметил бы, что Лёву посетила какая-то мысль и сейчас он примеривает её на себя. Или к себе… Он вспомнил слова Владислава о том, что является «Носителем опасной информации», и ему вдруг стало страшно: «На том уровне, на котором они сидят, убрать меня им ничего не стоит. Они и уберут, когда перекинут на Запад всё до последнего непосильным трудом нажитое. Император им яйца отрежет, если поймает! Ни Владислав, ни Валера мне не помогут. Влад вообще старается устраниться. Как будто бы не он меня в это втянул, – стало ещё страшней. Уже не в первый раз он упоминал в мыслях Президента, называя его Императором. Ему хотелось его так называть! – Мне тоже отрежет, когда узнает о моей роли. Ну что ж. Тогда пусть будет так… – события последних дней и сегодняшний разговор с Игорем подтолкнули Лёву к принятию нелёгкого решения. Сомнений больше не было… Игра началась! «Мама, дай мне таблеточку от боли. У меня что-то в последнее время спина побаливает внизу справа от позвоночника», – сказал Лёва и состроил гримасу боли.
17
Частые поездки научили Лёву собираться быстро. Вечером следующего дня он уже был в Амстердаме. Город ему всегда нравился, а в этот приезд особенно. Дышалось как-то по особенному и некрасивые голландские девушки выглядели вполне пригодными к… ну, в общем, вполне… Голландские девушки – это вообще отдельный разговор. Они в большинстве своём очень похожи на олимпийских чемпионок по конькам, в лыжной эстафете или по биатлону. Большие, краснолицые и с прыщиками на щеках от недостатка мужских гормонов. Потому что сначала ходили на тренеровки, потом ездили на соревнования, и только потом пытались найти время для гормонов. А это не всегда получалось. Потому что мужчины тоже все поголовно занимались спортом и со временем поэтому у них было напряжённо. Вот в таких условиях население Голландии умудрялось, тем не менее, поддерживать численность своего населения на протяжении всего двадцатого века. В начале третьего тысячелетия под давлением старшего заокеанского брата и соседних государств, особенно Франции, они стали впускать к себе бездельников из Африки и из арабских стран. Население начало резко расти за счёт голландцев непривычного для страны тюльпанов цвета, а на улицах городов появились в изобилии тяжёлые наркотики…
Тем временем страх из Лёвы улетучился окончательно. Вместо него появилась лёгкость. Это обычно всегда происходит, когда принимается важное решение. Всё что было до этого исчезает за ненадобностью, а впереди новая жизнь! Новая жена, новая страна… До встречи ещё оставалось время и у Лёвы был выбор. Пойти в музей Ван Гога, прокатиться на катере по каналам или сходить на улицу Красных фонарей? Он выбрал последнее. Настроению соответствовало именно это решение. На улице Красных фонарей было многолюдно. Основную массу прогуливающихся составляли туристы. Они, так же как и Лёва, предпочли музейным возвышенным ценностям ценности земные. Разноцветные, разновозрастные, толстенькие и наоборот. Лёва обратил внимание на группу туристов, передвигающихся зигзагами. Зигзагами они передвигались потому что им хотелось разглядеть поближе своими глазами каждую из жриц любви по обе стороны улицы. Развязными походками, яркой одеждой и затравленными взглядами они безошибочно «читались», как русские туристы из Череповца. Или из Вышнего Волочка. Из группы выделились трое, и Лёва стал невольным свидетелем оживлённой семейной перепалки.
