– А где художник? – спросил Карнаухов. – Хотел его поблагодарить.
– Анатолий Петрович ушел. Он человек скромный и занятой, – сказал Рюмин.
– Догнать его, Владислав Евгеньевич? – подался было к дверям референт.
– Не надо. – Карнаухов протянул руку Рюмину. – Передайте ему моё огромное спасибо.
– Обязательно.
* * *
Карнаухова благополучно проводили в аэропорт.
На другой день Бестужев обратился к Рюмину с настоятельной просьбой дать возможность присутствовать при выборе портретной рамы. «А то подсунете что-нибудь из пенопласта, за такие-то деньги», – пошутил при этом он. В багетной мастерской, куда Рюмин сделал заказ на изготовление портрета, Бестужев выбрал раму самую дорогую, из натурального дерева редкой тропической породы, с золотой лепниной. Забирать готовую картину он приехал лично, чтобы сразу на месте подправить, если что-то не понравится. Однако остался доволен: печать на холсте, покрытом лаком, была четкая, рама сама по себе выглядела произведением искусства, придавая портрету солидность и шик.
Губернатор дал добро, и картина вечерним самолетом улетела в Москву.
Вроде бы, гора – с плеч долой, поручение губернатора успешно выполнено, надо бы перекреститься и забыть, однако Бестужев никак не мог успокоиться. Он чувствовал себя оскорбленным, словно его ни за что ни про что ударили, а он не дал сдачи. Нет, он не привык к такому обхождению. И он не позволит этому прохвосту Рюмину и его подельнику, недоделанному живописцу, так неуважительно к нему относиться и так нагло, беспардонно разводить на деньги порядочных людей. И когда губернатор вызвал его к себе и поинтересовался, «как там поживает наш уринальный художник», Бестужев поделился наболевшим:
– Помню, вы сказали, что этим друзьям надо укорот сделать. Я с вами полностью согласен. Они же плюют на нас! Власть мы или не власть? Руки чешутся по шеям им надавать.
Губернатор помолчал, подумал, потянулся за сигаретой. Рабочий день был завершен, за окнами густели сумерки, шеф сидел без пиджака, без галстука.
– Как сказал классик: «Руки чешутся – чешите в другом месте». – Он добродушно хмыкнул. – Прекрасно понимаю тебя, Николай. И в другое время мы бы так и поступили – заставили бы этих гавриков власть уважать. Но сейчас ситуация диктует другие решения. Заковыка в том, что этот наш художник-писюн Сидоров, оказывается, имеет дикую, ненормальную популярность среди людей, прямо скажем, очень солидных. Причем, популярность скрытую, потому что люди стесняются. Так же, как и мы с тобой. Ты заметил, как Карнаухов затрясся, когда увидел свое изображение? Почему такое восприятие? Почему такая заинтересованность? А фиг его знает. Может быть, мода такая? Мода – это ведь явление стихийное, не поймешь, откуда она берется. Но самое интересное, что Владислав Евгеньевич проникся к нам с тобой нешуточной благодарностью, и это уже дает результаты. Времени прошло всего ничего, а вопрос по индустриальным паркам, над которым я бьюсь не один год, уже сдвинулся с мертвой точки. Завтра я лечу в Москву, поеду по министерствам, и не в роли просителя, а меня там везде ждут. Представляешь? И благодаря чему? Кому? – Губернатор ткнул в пепельницу недокуренную сигарету. – Давай-ка, Коля, по восемь капель примем на грудь. Возьми там в шкафу коньяк.
Бестужев нашел коньяк, рюмки, коробку конфет, пока ставил на стол, пока наполнял рюмки, соображал, пытаясь понять, куда шеф клонит. Чокнулись, выпили.
– Так вот, Коля, хочу тебе дать ответственное боевое задание, – продолжал губернатор, жуя конфету. – Надо с художником и его шустрым приятелем установить тесный и желательно дружеский контакт. Я уверен, что к ним постоянно кто-нибудь приезжает позировать, а мы ничего не знаем. Какие персоны и какого уровня заказывают портреты? Может, они могли бы принести пользу нашей родной области, как Карнаухов. А мы профукиваем этот момент, губами шлепаем. Необходимо взять ситуацию под контроль.
– Сам художник не пойдет на контакт, – сказал Бестужев. – Он во всем доверился племяннику и не вмешивается ни в какие переговоры.
– Тогда надо с племянником отношения налаживать. Расположить к себе. Заинтересовать. Чтобы у него был какой-нибудь стимул для сотрудничества с нами. Нам нужна от него только информация. Что, ему трудно тебе позвонить и сказать, что, мол, такого-то числа к нам приезжает такой-то? И пусть рисуют портреты, мы не будем мешать.
– Поперёшный он, этот Рюмин. Мне ведь не зря хочется ему шею намылить, – сказал Бестужев.
– Да, нагловато себя держит хлопец, – согласился губернатор. – Тем не менее, он нам сегодня нужен, и придется как-то найти с ним общий язык. Здесь важно выбрать правильную линию поведения, чтобы их не вспугнуть. Надо выяснить, не собираются ли они уехать из нашей области. Для нас это крайне нежелательно.
– Допустим, они согласятся нас информировать. Какие наши дальнейшие действия? – спросил Бестужев.
– Если какая-то персона нас заинтересует, мы найдем возможность во время ее пребывания здесь попросить нанести визит руководству области. А там мы что-нибудь придумаем. Ты только представь, что Карнаухов приехал бы к художнику частным порядком, а не через нас. Тогда бы с индустриальными парками был бы полный облом, это точно. А сейчас появилась надежда, что всё срастется, и инвесторы будут выстраиваться к нам в очередь. А это, Коля, означает создание новых производств, увеличение в разы количества рабочих мест, совершенно другой, более высокий уровень жизни людей. Мы будем сами зарабатывать деньги, а не жировать, как некоторые, на дармовых нефти и газе. Давай, наливай еще по рюмашке да по домам поедем, мне завтра рано вставать.
* * *
Что же, ситуация поменяла ракурс. Но Бестужеву не привыкать – приходилось решать задачки и посложнее. И всегда предварительную подготовку он разбивал на три этапа: сбор информации, ее кропотливый анализ и принятие решения. А потом уже непосредственное исполнение, которое никем и ничем не остановить – напролом, волевое, «прочь с дороги, куриные ноги!», с применением всех необходимых средств.
Первое, что он сделал – пообщался с Раисой Степановной, затем вместе с ней наведался в местный Союз художников, к председателю. Многое узнал о Рюмине, даже то, что Раиса Степановна, оказывается, была когда-то его женой. Чего только в жизни не бывает. Следующий день ушел на то, чтобы обмозговать услышанное. Еще день он ждал возвращения губернатора из Москвы. Шеф вернулся довольный, крайне заинтересованно ознакомился с планами Бестужева и одобрил их. Только после этого Николай Иванович позвонил Рюмину.
– Слушаю вас, – раздался в трубке громкий, развязный голос, от которого Бестужева передернуло.
– Добрый день, Виктор Алексеевич. Это вас беспокоят из правительства области, помощник губернатора Бестужев Николай Иванович, – задушевно запел Бестужев, смиряя гордыню. – Дело в том, что у меня к вам есть очень серьезный разговор, и если вас не затруднит, я бы попросил вас ко мне зайти. Хорошо бы завтра. Мы бы договорились о времени, и я бы вас встретил на входе.
