В этот же день на электронную почту Богемы поступила заявка с паспортными данными от Анны Леонидовны Тульчак.
– Вот до чего мы дожили, дядя Толя, сама Анюта Тульчак к нам едет, – поделился Богема с Сидоровым.
– Не знаю такую, – сказал Сидоров. – Мне что Тульчак, что Стульчак, без разницы.
Зато в его семействе это известие произвело ажиотаж. Маруся, а за ней Костя с женой просили Богему дать им шанс посмотреть на Анюту.
– Как вы этот представляете? – смеялся Богема. – Поставить ряды стульев, как в зрительном зале? С дядей Толей попробуйте договориться.
Но все знали, что с дядей Толей договариваться бесполезно.
Богема ждал приезда телезвезды с нарастающим беспокойством и был готов к разного рода провокациям. Когда Бестужев ему позвонил и Богема по его настоятельной просьбе зашел в его кабинет, он ничуть не удивился, увидев Анюту собственной персоной. Кроме нее, там еще сидели трое парней. Видеокамера, водруженная на штатив, может быть, уже снимала. Богема вежливо поздоровался и сразу попросил Николая Ивановича выйти с ним на минутку. За дверью он сказал:
– Там так много народа. Говорите, что вы хотели.
– Это не я, это Анна Леонидовна хотела с вами пообщаться.
– Николай Иванович, при всем моем к вам уважении, если вы считаете, что я буду участвовать в каких-то съемках, то вы глубоко ошибаетесь. Ваша Анна Леонидовна для меня не более, чем обычный клиент, и мне не о чем с ней говорить.
– Виктор Алексеевич, напрасно вы так нервничаете. Вы хотя бы узнайте, что ей надо. Нехорошо может получиться. Это же не какая-нибудь прохожая с улицы.
– Пусть уберут камеру.
Бестужев помедлил, испытующе разглядывая Богему. Поняв, что тот настроен решительно, произнес с чувством:
– Как же вы мне все надоели, писюканцы несчастные! Стойте здесь и ждите, – и вернулся в кабинет. Через пару минут распахнул дверь: – Милости просим!
Богема вошел и, отметив, что со штатива камера убрана и поставлена на подоконник объективом к окну, уселся на предложенный Бестужевым стул. Перед ним через столик для посетителей, установленный перпендикулярно и впритык к большому столу Бестужева, сидела – нога на ногу – Анюта.
Она протянула руку:
– Анюта.
– Витя. – Он осторожно пожал мягкую, теплую ладошку. – Уж и не знаю, чем могу быть вам полезен. Анатолий Петрович ждет вас завтра, согласно договоренности.
– Виктор, вы меня боитесь? – спросила она, глядя на него смеющимися глазами сквозь очки в синей оправе.
– Боже упаси! – сказал Богема. – Наоборот, я вам радуюсь. Родные и близкие не поверят, что я вот так запросто сижу с вами и беседую.
– Отлично. Начистоту будем беседовать?
– Будем, – легко согласился он.
Парни за его спиной встали.
– Мы, пожалуй, пойдем покурим, – сказал один из них густым баритоном.
Они остались в кабинете втроем. Повисла неловкая тишина.
Бестужев заерзал в кресле.
– Ладно, я тоже пойду якобы покурю, – сказал он, поднимаясь. И шутливо погрозил пальцем: – Но ненадолго!
Когда за ним закрылась дверь, Анюта спросила:
– Виктор, вы ведь по профессии художник, не так ли?
– Да.
– Тогда вы, как профессионал, должны понимать, что художник Сидоров – явление уникальное, неповторимое, я бы сказала, сногсшибательное. Я видела несколько его работ и была потрясена. Даже не верится… Нет, действительно, Виктор, есть серьезные подозрения, и не только у меня, что это – фальсификация.
– Для сомневающихся у нас есть видео, – сказал Богема.
– Но и видео можно сфабриковать.
– Могу предположить, Анюта, что если даже вы увидите художника Сидорова непосредственно в работе, вы не поверите и будете утверждать, что вам подсунули по-хитрому запрограммированного робота.
Анюта рассмеялась. Богема заметил на ее носу легкомысленные детские веснушки.
– Я поверю! Покажите мне художника Сидорова в работе, Виктор, – жалобно попросила она. – Ну, пожалуйста, очень прошу, я поверю. И потом буду всем рассказывать, что это правда.
– Да не надо нам никому ничего доказывать, – сказал Богема. – Кто не хочет верить, пусть не верит, дело личное. Анюта, ну зачем вам это? Разве нет других тем для передачи, более возвышенных, эстетически благородных? Надо людей просвещать, чтобы они обогащали свой духовный мир, стремились к красоте, а вы хотите рассказывать о каком-то мужике, умеющим оригинальным манером справлять нужду. Это же моветон, это неприлично, это не подобает тем более женщине, тем более такой обаятельной и интеллигентной, как вы.
– Ах, вот как? – воскликнула Анюта. – Интересно. Тогда у меня, Виктор, к вам встречный вопрос. Почему вы, профессиональный художник, не несете высокое искусство и культуру в народные массы, а вместо этого занимаетесь, извините, писающим мужиком?
– Легко объясняется, – ответил Богема. – Творчество творчеством, а жить-то на что-то надо. Это – обычный бизнес. Спрос рождает предложение. Вы заказали нам портрет, мы его вам сделаем.
– В таком случае мне придется объяснить более подробно мой интерес к художнику Сидорову. – Веснушки на носу Анюты потемнели. – Вы тут нарисовали образ чуть ли не патологически извращенной женщины, алчущей посмотреть с низменным сладострастием на писающего мужика. Так вот, раз уж разговор наш откровенный, то сообщаю вам, что я представляю коммерческий телеканал, и мой интерес – чисто коммерческий. Есть такое понятие, как телевизионный рейтинг, от которого зависят расценки на рекламу и вообще количество рекламы.
– Вот почему сегодня телевидение забито всякой дребеденью, – усмехнулся Богема. – Ориентируетесь на низменные вкусы толпы.
– Так же, как и вы в своем бизнесе, Виктор. Поэтому мы должны понять друг друга.
– Понять-то поймем, но хорошо бы еще не мешать друг другу, – сказал Богема. Он соображал, как ему дипломатично выйти из этого малоприятного разговора. Он чувствовал, что односложное и категоричное «нет» прозвучало бы оскорбительно для избалованной, отвязной девицы, а наживать врага в ее лице ему не хотелось. И, похоже, он нашел решение. – Анюта, а что если нам не гнать лошадей? В таком архисложном вопросе вам вот непременно ответ вынь да положь. Вы не представляете, какой сложный характер у Анатолия Петровича. Вот именно сейчас он пребывает в глобальном творческом кризисе. Он уже извелся весь. Я сам-то боюсь к нему подходить, а вы со своим интервью вообще рискуете.
– Что вы предлагаете? – спросила Анюта, сверкнув очками.
– Предлагаю подождать, интервью взять позднее.
– Когда позднее? Мне сейчас надо, Виктор! Дорога ложка к обеду.
– Есть и другая пословица: поспешишь – людей насмешишь. Пару месяцев надо выждать, а там постараемся что-нибудь придумать. Как раз, я надеюсь, Анатолий Петрович придет в норму.
