На сидоровскую дачу Витя приехал за два часа до мероприятия. Ночью выпал снег, и Витя, взяв в руки знакомую деревянную лопату, проделал в снежном покрове тропинку на ширину лопаты: сначала от дороги к наружным воротам, потом от ворот по дворику до заборчика. Немного подумал, повздыхал и стал лопатить глубокий снег от калитки, ведущей на огород, до яблони. Затем Богема взялся притаптывать снег перед заборчиком, готовя «холст» для художника, но из-под ног проглянули желтоватые следы предыдущего портрета. Вите пришлось снова взять лопату. Он выскоблил до земли место для «холста», набросал туда чистого, свежего снега и аккуратно, тщательно притоптал. Опершись на лопату, отдыхая, еще раз прикинул, что еще надо бы сделать, чтобы мероприятие прошло без накладок. Подумалось, что если снег опять пойдет, то явно помешает, и он, Витя, ничего поделать не сможет. В дальнейшем надо бы обставить все так, чтобы не ждать милости от природы.
Богема заехал за Сидоровым, и в половине второго они были на даче. К приятному удивлению племянника, дядя Толя на этот раз был настроен по-деловому, без всякого следа недавней истерики. Витя не знал, что вчера вечером тетя Маруся пожаловалась мужу, что опять прохудились ее зимние сапоги, и у нее мерзнут ноги. В ремонт сапоги уже не принимают, они чиненные-перечиненные. А с деньгами в семейном кошельке – напряг. Сидорова это потрясло, он почувствовал себя виноватым. «Куплю я тебе сапоги, – сказал он. – Обязательно куплю, обещаю».
Сидоров внимательно осмотрел место предстоящего действия, одобрительно отозвался о проделанной племянником подготовительной работе.
– Знаешь, Витя, что меня смущает? – спросил он задумчиво.
– Что? – встрепенулся племянник.
– Ветер.
Да, ветер! Он задувал сегодня с юга, со стороны ворот, и закуток в углу между баней и заборчиком уже не спасал. Было у Богемы предчувствие, что здесь что-то не так, но ума не хватило самому догадаться. Порывы ветра налетали неожиданно и резко. В таких условиях точность воплощения творческого замысла художника стояла под вопросом.
– Что же делать? – спросил Богема озабоченно скорее самого себя. Вот-вот должны были подъехать Костя с олигархом.
– Есть у меня в сарайке лист ГВЛ, он метра два с половиной на полтора, – сказал Сидоров. – Можно им прикрыться с подветренной стороны.
– Дядя Толя, ты не перестаешь меня удивлять! Нет, все-таки ты гений! – воскликнул Витя.
В сарайке у Сидорова была навалена обычная для дачи куча разнородного хлама, который увозится из городской квартиры за ненадобностью и который жалко сразу выбрасывать на помойку: старый холодильник, велосипед без колес, мопед без мотора и руля, дырявая, излохмаченная резиновая лодка, обрезки досок, облезлый кухонный гарнитур и прочая дребедень. Ценный гипсоволокнистый лист Сидоров замаскировал этим барахлом.
– Дядя Толя, зачем ты его так далеко засунул? – спросил с досадой Богема.
– Известно зачем. Чтобы не скоммуниздили.
Прежде, чем громоздкий, неудобный лист ГВЛ был вызволен на волю, им пришлось, отплевываясь пылью, изрядно потрудиться, передвигая, переставляя, перекидывая хлам из одного угла тесной сараюшки в другой.
В два часа они сидели в машине и смотрели на пустынную дорогу меж заснеженных дачных домиков.
– Ну, где эти охломоны? Я дома чая чуть ли не полный чайник выдудил, – сказал Сидоров, весь ужимаясь.
– Терпи, дядя Толя, терпи. Уже едут.
Вскоре к даче подкатил черный «Лэнд Крузер». Из него вышли Костя и невысокий, поджарый мужчина средних лет в меховой кепке и куртке-аляске, под которой виднелась белая рубашка с галстуком. «Вот они какие, местные олигархи, на чиновников похожи», – подумалось Богеме.
– Дядя Толя, ты пока сиди, не высовывайся, я тебя позову.
– Вы давайте там поживее шевелитесь и поменьше языками чешите, – напутствовал его Сидоров. – Иначе пусть лучше лопнет моя совесть, чем мочевой пузырь.
– Хорошо, постараемся сделать все быстро, – сказал Богема и пошел встречать.
– Виктор, – представился Богема.
– Геннадий, – ответил мужчина, пожимая его руку. – Вы, что ли, художник?
– Это мой двоюродный брат, – встрял Костя. – Он тоже художник, но не тот.
– А где тот?
– В машине сидит. Настраивается на работу, – сказал Богема.
– Надо бы познакомиться.
– Лучше пока его не трогать, – улыбнувшись, посоветовал Витя. – Он человек творческий, натура капризная, ему нервничать нежелательно.
– Вот как? – удивился Геннадий. – Ладно, показывайте, что тут у вас.
Вошли во двор. Геннадий огляделся.
– В доме есть кто-нибудь? – спросил он.
– Нет. Печки нет, зимой здесь не живут, все закрыто.
– А это зачем? – Геннадий кивнул на лист ГВЛ, распластанный посреди двора.
– Сегодня ветер, надо будет прикрыться. Мы с Костей его подержим. А вам, Геннадий, надо встать вон туда, у яблоньки за забором.
– Почему туда? – насторожился Геннадий. – Я встану туда, куда захочу.
– Это начальник охраны, – поспешил вмешаться Костя.
– Ёлы-палы, Костя, чего же ты молчишь! А где шеф? – спросил обеспокоенно Богема.
– Вадим Иванович в машине, – сказал Геннадий.
– Надо скорее звать его сюда, – заторопил Богема. – Мужики, художнику уже невтерпёж, он на пределе возможностей, физиологию не обманешь. Можно запортачить все дело.
Геннадий на секунду задумался, согласно кивнул, развернулся и зашагал к «Лэнд Крузеру», убыстряя шаг. Богема и Костя – за ним.
Начальник охраны открыл дверцу машины, что-то сказал, и из нее вывалился здоровенный мужик в длинном черном пальто и вязаной черной шапочке-«матершинке». За ним еще какой-то парнишка, видимо еще один охранник. Вадим Иванович прижимал к уху мобильник и кричал:
– Ты чего мне впариваешь? Чего ты мне лапшу на уши вешаешь? Да мне до фонаря твои заморочки, у меня своих выше крыши. Давай разруливай, пока я тебе руль не засунул, куда следует.
Он сунул телефон в карман и сказал с чувством, от души:
– Ну, губошлеп, бляха-муха… Костя подал голос:
– Вадим Иваныч, это Виктор, он занимается художником.
– Ага, привет. Ну, где ваш художник? От слова «худо». Или от другого слова, сами знаете, какого.
– Он сейчас будет, – спокойно ответил Богема. – Вадим Иванович, вам нужно пройти на место, которое мы для вас подготовили. Мероприятие займет буквально несколько минут.
– Нет проблем, пошли. – У Вадима Ивановича были генеральские повадки под стать его густому, зычному басу.
Богема зашагал проводником по прокопанной им в снегу глубокой тропинке. Пока шли, олигарху опять позвонили:
– Да, я ему уже сказал пару ласковых. Он совсем оборзел, мышей не ловит, – зарычал он. – Ты ему намекни, что, если дальше так пойдет, ему мало не покажется. Он меня уже достал.
