Что ж, пора задаться вопросом, к чему привел «на сейчас» процесс развития феномена ценности посредством функции времени в западном мире. Мне представляется вполне очевидным, что основной тренд этой трансформации заключался в отказе от некой физичности ценностей – в их, так сказать, виртуализации. Ценности, помноженные на время, в некотором смысле лишились места (это можно образно представить себе, как если бы квант тонким-тонким слоем растянули по бесконечности). Хороший пример, раз уж мы вспомнили Тоффлера, – информация: она очевидно является реальной ценностью (активно покупается и продается), но категорически лишена локальности – то есть она есть нечто, что не только доступно из любого места, но и не занимает (почти не занимает) места, то есть безразмерна, и в этом кроется опасный подвох. Виртуализация создает иллюзию возможности бесконечного роста (производства, потребления и т. д.), тогда как, в действительности, мы продолжаем существовать в мире, который неизбежно имеет ограничения – и прежде всего в потреблении (взять для примера ту же информацию – ее потребление ограничено возможностями мозга человека). Таким образом, мы, по сути, делаем ставку на то, чего в принципе не может быть.
Кажется, что мы наткнулись на канторовские градации бесконечности с известным фокусом Георга Георговича по переселению жильцов в забитой под завязку гостинице с бесконечным количеством номеров – из номера в номер, чтобы подселить к ним еще одного, и еще одного, и еще бесконечное число постояльцев. Но если в виртуальной бесконечности бесконечностей Георга Кантора с размещением жильцов (столь же виртуальных) проблем не возникает, то в нашей с вами фактической реальности ситуация несколько иная – мы не можем следовать этой логике, потому что, какими бы математическими моделями в области финансов и экономики мы ни пользовались, неизбежно наступит момент, когда нам придется столкнуться с фактом реальности – жильцов все-таки какое-то определенное число и с номерами в нашей гостинице та же самая ситуация. Столкновение виртуализированной экономики со здравым смыслом, в этом отношении, подобно спору между Расселом, утверждающим объективное существование математической реальности, и Витгенштейном, который считает бесконечность, «пробравшуюся в математику», полной чушью. Потрясая «Принципами математики», Людвиг кричал ее автору: «Рассел, как в этой конечной книге может поместиться бесконечность?!» Рассел, разумеется, счел этот вопрос простой логической ошибкой, но, надо признать, именно с этой «логической ошибкой» наш мир, о котором Рассел в свое время так искренне пекся, столкнулся самым непосредственным образом, и всего лишь через несколько десятилетий после этого разговора. Вполне возможно, что Витгенштейн слегка эксцентричен, но, честно говоря, у него был повод волноваться…
Необходимо отдавать себе отчет в том, что ценность, не занимающая места, не ограниченная, так сказать, естественным ареалом обитания, легко мультиплицируется и в результате этого подвергается элементарной инфляции, теряя при этом, понятно, всякую свою ценность, то есть она фактически самоуничтожается. Именно это самоуничтожение «доверия» и привело к тем эффектам его максимальной «скорости», которые мы наблюдали в 2008 году. В мире доверия «Капитала 2.0» нет привязки к месту, само это доверие абсолютно диффузно: если ко мне нет доверия здесь, то я найду его там (где-то в другом месте), при этом – и это «там», и это «здесь» связаны друг с другом похлеще любых сообщающихся сосудов. Вся банковская система, обремененная взаимными обязательствами, стала в 2008 году трещать по швам, поскольку ни один банк в отдельности не являлся причиной произошедшего, никто не мог сказать – «это заканчивается на мне», а значит, разворачивающаяся спираль кризиса могла не закончиться вовсе. Должна была появиться инстанция силы, обладающая локальностью, местом, относительно которого и по отношению к которому возникшая турбулентность могла бы стабилизироваться. На счастье, такая инстанция силы в запасе нашей цивилизации еще имела место быть – государства.
Не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка – «ресурс»
Еще раз о ценности. Зная, как устроен мир (а знание это дано нам нашим нынешним представлением о времени), мы больше не можем доверять ценностям «физическим» – их физичность, как мы могли убедиться, помноженная на время, легко превращается в черепки. То, что вчера было прекрасным «средством производства», – сегодня, к сожалению, уже мусор, устаревший и ни на что не годный: «рабочая сила» (к сожалению многих работодателей) в мусор превратиться не может, но всё чаще является не капиталом, как завещал великий Маркс, а самыми настоящими, причем перманентными, издержками. Я уж не говорю, о «деньгах» и «бабушкиных драгоценностях» – всё вокруг, если смотреть на это с позиции Времени, вошедшего в наше представление о реальности через парадную дверь, не стоит более ничего. Остается, кажется, только цитировать Екклесиаста: «И взглянул я на дела своих рук, на труды, совершенные мною, и вот, всё – пустое, всё – погоня за ветром, и ни в чем нет пользы под солнцем».
В этом смысле ход с «доверием» – когда доверие обрело статус привилегированной ценности (вместо всей этой устаревающей бренности) – был, вероятно, для наших социально-экономической и финансовой систем оправданным и единственно возможным. Если мы не можем опираться на будущее так, как мы это по незнанию делали раньше, то надо опираться на него как-то иначе – взаимообусловленностью, взаимозависимостью. Базовая идея глобализма – посадить всех в одну лодку – в этом смысле, кажется вполне логичной. Но, как это часто бывает с «хорошими идеями» и благими намерениями, – при их реализации возникают непредвиденные сложности. То, что кажется тебе поначалу столбовой дорогой к конечной цели, в процессе движения к ней превращается в отчаянное бездорожье и распутицу – изменения, неизбежно возникающие по ходу, влияют на ландшафт, а потому один-другой шаг – и курс должен постоянно корректироваться, а в конечном итоге неизбежно скорректируется и сама цель. Такова логика бодрийяровской «территории», и не следует думать, что эти законы можно нарушить, какими бы «картами» мы не заручились.
Наш удивительно мудрый организм (за эту мудрость заплачено кровью, которая проливалась сотнями тысячелетий) выработал прекрасный механизм такой постоянной корректирующей поднаводки – знаменитый «акцептор результата действия» Петра Кузьмича Анохина, оснащенный мощной системой оценочной афферентации и механизмом «обратной связи». Проще говоря, мы с вами (по крайней мере, по части движений) идеальные самообучающиеся машины. Но социальный организм, в отличие от биологического и даже этологического, не един в своих целях и задачах, и похвастаться подобной – идеальной, встроенной в него – системой самонавигации не может. Поэтому «невидимая рука рынка» Адама Смита, именно благодаря этой своей невидимости влияния бизнеса на государство и известной «монетизации доверия», играет как на рынок, так и против него, впадая временами в отчаянное шулерство и поддавки, несчастливыми свидетелями чего нам всем довелось стать как раз в роковом 2008 году.
Конечно, нельзя сказать, что мир в 2008-м – в один год – переменился. Нет, он до сих пор куда более прежний, чем новый. Однако именно 2008-й примечателен явлением еще одного, невиданного прежде, формата ценности: наши новейшие (сформированные этим кризисом) отношения со временем позволили использовать прежний, хорошо известный нам инструмент, но в принципиально новом качестве. Государства и раньше выступали покровителями национальных бизнесов, оказывали им разного рода поддержку, но в 2008 году, оказавшись перед реальностью так называемого «каскадного кризиса», решились на нечто большее: фактическая эмиссия денег (понижение процентной ставки, долларовое фондирование со стороны ФРС США в отношении ЦБ ряда стран, включая ЕС), государственные гарантии по кредитам коммерческих организаций и, наконец, национализация ряда крупнейших банков, испытывающих наибольшие проблемы. Грубо говоря, если перевести всё это с финансового языка на обыденный, сделка между государством и бизнесом состояла в следующем: то, чем вы занимаетесь, – это деньги, деньги – это фикция, а потому мы напечатаем их в любых количествах, только продолжайте работать и не сейте панику в нашем электорате. Но что если мы заглянем еще глубже, ведь всякое высказывание выражает некие смыслы, сокровенно спрятанные под его затейливыми кущами, – каковы они в данном случае?
