Надеюсь, из сказанного вполне понятно, что новый термин для обозначения искомого ресурса нам действительно необходим. В противном случае мы продолжим смешивать подлинную «интеллектуальную функцию» с бесчисленностью наших «мыслей». Последние, сколь бы приятными они иногда ни были (например, о длине юбки Эльзы), вряд ли можно счесть ценностью, достойной статуса ресурса, а именно это нас сейчас и должно интересовать. Да, представленный термин неидеален, но он вполне рабочий. Говорят, что когда Алексея Алексеевича Ухтомского спросили, почему он назвал открытый им нейрофизиологический феномен «доминантой», он с удивлением ответил: «А как еще можно было назвать доминанту?». Поступим таким же образом: как еще назвать интеллектуальную функцию, если не «интеллектуальной функцией»?
Итак, мы определили понятие ресурса «интеллектуальной функции», теперь следует сказать о его ценности…
«Семерка»
Можно не сомневаться, что на вершину социальных пирамид всегда выносит субъекта с максимально развитой интеллектуальной функцией (и в этом, понятное дело, ее безусловная ценность как ресурса).
Данному тезису, казалось бы, противоречит эмпирический опыт – возьмем, например, Гарри Трумэна и Альберта Эйнштейна. Хотя президент Трумэн был, вероятно, не дурак, интеллектуальная функция Эйнштейна все-таки кажется помощнее. Но именно Трумэн стал президентом, и это в его, а не Эйнштейна, власти было использовать атомную бомбу (хотя без последнего она вряд ли бы была изготовлена к 1945 году). Эйнштейну, впрочем, тоже предлагали высший государственный пост – президента Израиля, он, правда, отказался, но не в этом дело.
Дело в том, что наше общество состоит из множества социальных пирамид, каждая из которых представляет собой паттерн относительно самостоятельных игр. Эйнштейн в своей пирамиде безусловный победитель. А Трумэн, по всей видимости, обладал самой мощной интеллектуальной функцией среди тех персонажей, которые в силу возраста, опыта и ряда других причин могли претендовать в этот момент на президентское кресло в США (поверьте, объективно их круг был не так уж велик). Таким образом, мы не можем сравнивать интеллектуальные функции Трумэна и Эйнштейна или, например, Бориса Ельцина (тоже президента) и Виталия Гинзбурга (тоже нобелевского лауреата) – они играли в разные игры, и каждый из них побеждал на своем поле.
Впрочем, есть и куда более вопиющие примеры, свидетельствующие, казалось бы, в пользу ложности заявленного тезиса. Возьмем Джорджа Буша-младшего – что тут ни говори, сложно представить, чтобы этот человек обладал лучшей интеллектуальной функцией, нежели все возможные к этому моменту кандидаты на президентский пост в США. Но пример этот, по-своему, как раз замечательный, поскольку демонстрирует ряд важных моментов, которые также нужно иметь в виду…
Во-первых, понятно, что кроме феномена «интеллектуальной функции» на успех в той или иной игре влияют и другие, внешние по отношению к ней факторы – например, папа-президент в анамнезе, влияние противодействующих сил (не секрет, что претендент на президентское кресло часто является просто компромиссной фигурой), совпадение мнения лидера с установками электорального большинства, экономическая и геополитическая ситуация, а также просто его «психофизика» (страдай он заиканием или астенией, или будь он страшнее атомной войны, его шансы, понятно, были бы, мягко говоря, невысоки) – короче говоря, общая конъюнктура той или иной игры. Поэтому, оценивая мощность интеллектуальной функции соперников, всегда имеет смысл добавлять – «при прочих равных».
Во-вторых, на этом примере очевидно, что мы не можем, пользуясь только формальными критериями, определить подлинного победителя в той или иной социальной игре. В данном случае игру выиграл не сам Буш-младший, а те люди, которые сделали его президентом, и именно их интеллектуальной функции можно позавидовать: в забеге на ипподроме побеждает не лошадь, а тот, кто сделал на нее ставку. Лошади, конечно, торжественно повесят веночек на шею, но барыши будут подсчитывать толстые дяденьки у кассы. То есть нужно четко понимать, в чем истинная суть той или иной игры, а не пользоваться только формальными критериями оценки – мол, он президент страны, компании или академии, а потому он самый умный, нет.
Наконец, в-третьих, следует отдавать себе отчет в том, что о качестве интеллектуальной функции победителя (допустим, что им в действительности был Буш-младший) следует судить не по первым успехам, а по его отставленному резонансу. Представим себе, что лидером какого-то государства становится, как это часто бывает, компромиссная фигура – например, Сталин или Хрущев. Сама по себе эта победа еще не свидетельствует о высокой интеллектуальной функции данного субъекта. Но впоследствии игра меняется – теперь лидер сам определяет круг своих приближенных и при правильном подборе вполне может создать ситуацию, которая превратит его в «культовую» фигуру (что и сделал Иосиф Виссарионович), а может и наломать дров – тогда в его окружении инициативу возьмут лица с более мощной интеллектуальной функцией, а сам он вылетит в трубу, как это и случилось с Никитой Сергеевичем.
Государственные деятели взяты мною для примера только по той причине, что их знают все. Но на самом деле, конечно, эта борьба интеллектуальных функций разных людей друг с другом идет повсеместно – в любом офисе, на предприятии, в транснациональном холдинге, в научном сообществе, в Нобелевском комитете, на бирже и в конкретной индустрии. Даже в семье. Везде своя игра и свои игроки, а выигрывает всегда и только тот, кто умнее, – точнее, тот, кто обладает более мощной интеллектуальной функцией. При прочих равных, разумеется.
Но опять же надо помнить: без правильного понимания сути игры все наши расчеты окажутся неверными. Вопрос, иными словами, в том, что именно человек хочет выиграть. Уже после смерти Альберта Эйнштейна выяснилось, что великий физик поигрывал на бирже и даже кое-что на этом заработал – не бог весть что, конечно, но все-таки. Дает ли нам этот факт основание сравнивать интеллектуальную функцию Эйнштейна с интеллектуальной функцией Баффетта? Нет. Если бы Эйнштейн так же хотел заработать на бирже, как он хотел создать единую теорию поля, то да – мы бы сравнили (при прочих равных). Но он хотел создать единую теорию поля… То есть важно иметь в виду суть решаемой задачи.
Формально Милет со товарищи побеждает Сократа в знаменитом судебном споре – этот факт хорошо известен (ровно как и то, что Сократ, при желании, вполне мог и выиграть этот спор, но не стал). Как такое могло случиться? Видимо, цель у семидесятилетнего Сократа была иной. Этот интеллектуальный поединок в действительности закончился для Милета историческим проклятьем – он навсегда останется в истории философии Иудой-предателем, а интеллектуальная функция Сократа позволила ему так развернуть ситуацию суда над самим собой, что вынесенный ему приговор и последовавшая за ним казнь стали для всей мировой философии событием, сопоставимым по значению (не говоря уж о форме) с самой известной казнью из истории христианского эпоса. Так кто же тогда – в 399 году до н. э. – выиграл в афинском суде?
Итак, нам следует признать ценность интеллектуальной функции и начать смотреть на нее как на искомый ресурс грядущей экономики «Капитала 3.0». Но почему только сейчас? Почему прежде та же самая интеллектуальная функция проигрывала функции капитала, средств производства и доверия?
