Орландо. Именно Орландо познакомил его с Мэйзом, кроме того мистер Роуд тоже был весьма значимой фигурой, и он был на стороне Ромео. Так что, могущественных союзников уже становилось двое.
Люциус. Этот, конечно же, был в глазах его матери даже не нулевой, а несуществующей единицей. Ромео не знал человека, к которому мама испытывала бы больше неприязни. НО, в конце концов, коли дело дойдет до большой разборки, то и его голос не будет лишним.
Решив, что за его спиной выросла практически каменная стена, Ромео почувствовал себя намного уверенней.
Для себя он уже принял твердое решение ехать с Мэйзом куда угодно. Благодаря похвалам Доминика, он был готов рискнуть всем, чтобы попробовать схватить за хвост свою синюю птицу. Наверняка, Доминик поможет ему расставить на нее силки.
В самом худшем случае, Ромео приготовился к тому, что сбежит из дому. Не он первый и не он станет последним, кто убегает в поисках счастья.
После этой мысли Ромео ощутил мир внутри себя и воспрял духом.
Он хотел поговорить с Люсом.
Он поехал прямо в студенческий городок, в общежитие, где обитал О. Кайно.
Из-за двери комнаты Люциуса сотрясал стены загробный рок «Тайп-о-Негатив», группы, которая, казалось, сплошь состояла из вампиров и рычала свои потусторонние песенки рыком полнолунных оборотней.
Ромео битый час барабанил в дверь ногой, пока ее медленно не отворил Рэндэлл, сосед Люса по комнате.
Высоченный, увешанный железными крестами, заросший крашеными черными волосами по пояс, этот фанатик готического рока, как всегда был едва способен поднять веки, свинцово тяжелые от выкуренной травы. Он неистово тряс сальной шевелюрой и, не замечая Ромео, сипло вторил жутковатый текст в унисон своим рычащим кумирам: «Гори гори, в огне гори, моя ведьма! Имела ты Христа, теперь гори сама! Гори! Гори!»
– Люциус где? – проорал Ромео.
«Исчезни во тьме-е-е-е…» – продолжал орать Рэндэлл.
– Где-е-е Лю-ю-юциус???!!! – во все горло прокричал Ромео и дернул Рэндэлла за самый большой крест. Тот приподнял голову и задергал веками в попытке разглядеть Ромео. Тот понял, что это безнадежно, и осторожно протиснулся в комнату мимо него. Люциуса там не было.
«Мог бы и догадаться», – вздохнул юноша, проскользнул обратно, стараясь не задевать Рэнделла.
Ромео дошел до конца коридора, а тот так и застыл в дверном проеме, тряся головой и продолжая орать что-то про горение порочных ведьм.
Когда юноша вышел из здания общежития, уже стемнело. Ромео сел в машину и задумался. Куда же ехать теперь?
Что делать? Домой он возвращаться пока не собирался. Люс куда-то исчез. Телефон его не отвечал. Ромео с удовольствием поехал бы к Доминику, но представления не имел, где тот остановился. Куда ехать? К тому же, он был чертовски голоден. Подумав еще немного, Ромео принял решение отправиться перекусить чего-нибудь, а там будет видно.
Он только собрался повернуть ключ в замке зажигания, как его телефон зазвонил.
Ромео вздрогнул от неожиданности, но решил не прикасаться к нему. Меньше всего на свете ему бы хотелось увидеть на дисплее телефона слово «МАМА». ОН неподвижно сидел и ждал, пока тому надоест трезвонить. Однако телефон упрямо продолжал разрываться пронзительными трелями в его кармане.
«Окей, я только посмотрю, кто это» – Решил Ромео. Это ведь мог быть и Люс.
Но все оказалось даже лучше: «Мистер Роуд» – гласила надпись на дисплее. Уже спустя несколько минут, довольный Ромео парковал свою машину около входа факультета искусств.
В мансарде под самой крышей, где горели канделябры, пахло искусством и дорогими сигарами, его ждали на ужин.
Было уже довольно поздно. В здании факультета царила величественная тишина. Боязливо, на цыпочках, чтобы не нарушить величия этой тишины, Ромео крался по темным коридорам, ведомый лишь серебристым светом луны, который в изобилии проливался на блестящий паркетом пол, сквозь огромные окна старинного здания.
Ромео поймал себя на мысли, что даже в абсолютно темном Университете ему совсем не было страшно.
Совсем наоборот: таинственный свет оживлял картины на стенах и, пока Ромео продолжал свой путь, ему мерещилось, будто с полотен ему подают загадочные знаки Чайковский, Моцарт, Петрарка, Александр Македонский. Его ноги скользили по лунной дорожке, которая шелковым полотном разворачивалась перед ним. Как нитка Ариадны, она вела его по узким коридорам вместилища наук, которое, наверняка, хранило множество собственных нераскрытых тайн.
Душа Ромео наполнялась волнующим трепетом, дыхание перехватывало от восторга. Он замедлил шаг, чтобы как следует напитаться, надышаться этой таинственной атмосферой, запомнить каждую ноту легкого эха своих шагов, каждый мистический вздох старинных половиц где-то сзади… Он знал это ощущение: следом за этим трепетным восторгом, неизменно следовало вдохновение.
5.
Орландо, попыхивая сигарой, поправлял салфетки под тарелками. Он сворачивал и клал их, сворачивал и клал, и каждый раз оставался чем-то недоволен. Честно говоря, он был совершенно против китайской кухни, которую доставили пятнадцать минут назад, и которая теперь наполняла всю лабораторию сладким запахом имбиря и сои. «Это калорийно и не полезно!» – заявил он Доминику час назад, но Доминик только молча улыбнулся и набрал номер китайского ресторана.
Нет, все-таки этот человек обладал каким-то странным даром власти. С ним невозможно было спорить.
Орландо нужно было куда-то деть свое недовольство, поэтому его абсолютно не устраивало то, как сегодня лежали салфетки.
По крайней мере, как он считал, даже если еда плоха и заказана в дурном ресторане, это вовсе не означало, что ее надо было дурно есть. Недостатки пищи можно компенсировать красотой сервировки. Благо, посуда в полном комплекте хранилась в кабинете в специальном шкафу, так как обеды и чаепития для студентов и преподавателей были его излюбленным коньком.
Так что, свечи – в канделябры, серебряные вилки – слева, ножи – справа, и так далее, тщательнейшим образом, до полного совершенства.
Пока Орландо старался облагородить их неизысканный ужин, Доминик сидел, по своему обыкновению, на подоконнике, болтал ногой, и размышлял, уставившись на луну. Луна была большой, совершенно круглой, и на ней отчетливо просматривались серые пятна кратеров. Эти пятна напоминали ему очертания человеческого лица: вон, два круглых глаза, нос, немного кривой, но вполне отчетливый, и печально опущенные уголки рта. Странно, что мало кто еще это замечал.
Внезапно, входная дверь медленно отворилась, огласив комнату протяжным скрипом.
Орландо и Мэйз мгновенно обернулись.
В проеме, освещенный призрачным лунным светом, стоял Ромео. Он вошел так осторожно, словно внутри себя нес что-то настолько хрупкое, что могло разрушиться от любого его неловкого движения.
