Венсан заметил, что юноша заставил Мэйза остановить мотоцикл и подождать его, и теперь ликовал. С этого момента все зависело только от самого Бенуа. Надев на себя самую обольстительную улыбку и приветливый взгляд, Венсан грациозной походкой приблизился.
– Ну, привет! При-ивет, дорогие мои!
Взгляд Доминика потемнел, но ни один мускул на его лице не дрогнул. Ромео был настороже.
– Я за вами все последние дни гоняюсь, гоняюсь. А вы все где-то прячетесь. А я просто хочу познакомиться. Ведь тогда, на вечеринке у Лаванды, мы толком и не пообщались. Я хотел показать Ромео свои комиксы.
Венсан укоризненно посмотрел на Мэйза:
– Ты несправедливый, Мэйз, и гру-убый просто ужасно! Как может такой красивый и высокопоставленный человек как ты, быть таким грубым? Я от тебя не ожидал. Так-то ты поступаешь со своими друзьями.
Ромео, почему-то, стало жаль Бенуа: тот чуть не плакал, глядя на Мэйза. Ромео, возможно, ошибался, но вдруг ему показалось, что на самом деле темнокожий художник был влюблен в самого Мэйза и очень страдал от безнадежного чувства. И любыми способами пытался сократить дистанцию, хоть немного приблизиться к его недостижимому пьедесталу.
Каково же было его изумление, когда Мэйз, просветлев лицом, похлопал Бенуа по плечу и сказал следующее:
– Прости меня, друг Венсан! Я был не прав. На меня что-то нашло. Я все эти дни как не в своем уме. Ору на всех как полоумный, даже ни в чем не повинную секретаршу сослал работать на Аляску. Я настоящий сукин сын! Прости.
Теперь, мир?
– Теперь мир!
Они пожали друг другу руки. Венсан потянулся через мотоцикл и крепко сжал Мэйза в объятиях.
Ромео был искренне рад, сейчас он был уверен, что Доминик и Анаис зря подняли панику: Венсан был нормальный парень, только очень одинокий и из-за этого такой назойливый.
Ромео бросил довольный взгляд на Хадсона и увидел, что Кит смотрел на них со странным выражением неприязни и недоумения. Поймав на себе взгляд Ромео, он смутился, притворно закашлялся и тихо убрался восвояси.
Бенуа на радостях схватил юношу за руку, и затряс ее.
– Теперь мы с тобой сможем увидеться один на один, пока этот грубый человек будет сидеть в своем офисе. Поболта-аем! Мне так много есть, о чем тебе рассказать! – Он мечтательно подкатил глаза.
– Почему бы не начать сейчас? – Спросил Ромео. Венсан поморщился:
– Нет! Все эти пыльные мотоциклы, недомытые девки, свалка вокруг. В таких условиях я не могу. Это не моя стихия. Я приехал сюда только, чтобы разыскать вас. Теперь не могу дождаться, пока попаду в «Ле Солей». Там сегодня будет хорошо. Красивые мужчины, интересные леди, ди-джей какой-то новомодный, будто бы с острова Маврикий. Врут, наверное. Разве на Маврикии есть нормальные ди-джеи? – Он всплеснул руками, отправил им воздушный поцелуй и, то и дело оглядываясь, отправился назад, к Кавасаки с коляской.
Ромео подумал немного и вдруг спрыгнул с мотоцикла и окликнул Бенуа:
–Эй, Венсан, погоди!
– Да? – Тот замер, как вкопанный. Он с любопытством уставился на юношу, который быстрыми шагами приближался к нему.
– Постой! Запиши мой номер телефона. Так ты сможешь мне звонить, будем общаться. А то ведь у меня, кроме Мэйза и Анаис, здесь пока совсем никого нет.
– С удовольствием! – Бенуа не смог скрыть своего восторга и суетливо полез в изящную поясную сумочку, чтобы достать свой телефон и записать номер Ромео.
Пока Бенуа сосредоточенно нажимал на клавиши телефонной трубки под диктовку юноши, Мэйз из последних сил боролся с яростным желанием переехать темнокожего красавца обоими колесами. Ненависть переполнила его настолько, что, казалось, стоило ему раскрыть рот, как она хлынет из него ядовитым, зловонным потоком.
Однако воля и самообладание его могли творить истинные чудеса. Ни один мускул на его лице так и не дрогнул, и улыбка так и продолжала висеть на губах, отдельно от лица, совсем как у Чеширского кота. Он ничем не выдал своих истинных чувств. Разве что ногой нервно притоптывал, будто бы от нетерпения.
Мэйз дождался, пока Бенуа расцелует щеки Ромео на прощание и скроется из виду, и мрачно спросил:
= Ну что, теперь, наконец, мы можем ехать?
= Да! Теперь можем. – Довольный собой, Ромео устроился в седле поудобнее. – Что ты мне рассказывал про него? Нормальный парень. Он мне понравился.
– Нормальный парень…– про себя повторил Доминик и едко улыбнулся, – конечно, дружок.
На этом пятничный вечер был завершен. Мэйз молча привез Ромео домой, коротко пожелал ему спокойной ночи и закрылся в своей спальне.
«Наверное, устал за минувшую неделю, – объяснил себе его сдержанное поведение Ромео, – ему надо хорошо выспаться. Завтра все будет отлично».
5.
Мурлыкая под нос какую-то мелодию, Ромео поднялся к себе в комнату, начал неторопливо раздеваться и… в очередной раз вмиг позабыл обо всем на свете: как он мог не слышать звонков телефона, если тот лежал в заднем кармане его джинсов? Звонили четыре раза! Четыре! Три звонка были от мамы. Четвертый … нет, он ни за что в это не поверит: четвертый звонок был от Люциуса!
Ромео не просто устал оттого, что его душа вечно рвалась на две части, он совершенно измотался! Все его нутро было уже истерзано бесконечной, жестокой борьбой «За» и «Против». Он никогда не знал точно, чего хотел, и что ему было можно, а что нельзя. Из-за этого он нескончаемо мучился.
Вот и сейчас. Он не знал, что он в эту минуту сказал бы матери. Может, сказал бы о любви, а может о ненависти. Но толком он не ощущал уже ни того, ни другого. Все чувства смешались в одно, и этот коктейль, который доселе тихонько плескался на дне его души, разбавленный прохладной сладостью новых ощущений, в одно мгновение снова, едкой желчью, подступил к горлу, и начал беспокоить его. Беспокоить то ли радостью, то ли злостью.
Чтобы окончательно разобраться в себе, Ромео необходимо было отбросить все переживания и как можно скорее поехать туда. В тот город, в тот дом, заглянуть в те лица. Тогда он смог бы сказать наверняка, что чувствовал к ним на самом деле.
«Главное – это не увидеть маму рядом с Люциусом! Чтобы они не были вместе!»
Странно… – подумал Ромео. Он прикинул, сколько времени прошло с тех пор, как он приехал в Лос-Анджелес. Оказалось, что не больше двадцати дней. Ромео же не покидало стойкое ощущение, что уже половину своей жизни он провел в этом городе, в этом доме, в этих впечатлениях.
Странно.
Все это время он жил двумя жизнями: жизнью реальности и жизнью воспоминаний. Одна делала его счастливым и обещала свободу и успех, вторая ранила и тащила в омут прошлого. Ему надоело жить ими обеими. Чувствовать за двоих, мучиться сомнениями.
Наутро он решил вновь поговорить с Домиником, чтобы тот отпустил его в родной городок. Ромео был уверен, что уже готов встретиться с матерью. И Доминик, наверняка, согласится с этим.
