Он тяжело поднялся, потер свинцовую голову. В глазах мелькали цветные блики. «Что же вчера было такое?…» – ему сделалось не по себе.
За всю свою сознательную жизнь у него еще не было и мгновения, которое бы без следа выпало из его памяти.
Последнее, что помнил Ромео, была субботняя ночь, когда он никак не мог уснуть от волнения перед поездкой домой.
По логике вещей, он сейчас проснулся, воскресным утром, и должен был бы спешно собираться, чтобы не опоздать на самолет.
Но тогда он бы проснулся в своей комнате, в доме Мэйза. Все что он видел в эту минуту вокруг себя, противоречило любой логике. Он никогда раньше не видел этой комнаты!
По полу, в беспорядке были разбросаны вещи. Его вещи, чужие. Дело принимало совсем странный оборот: чужие вещи тоже были мужскими.
Ромео ощутил, как холодеет затылок. Юноша торопливо натянул на себя джинсы и майку и украдкой вышел из спальни. Растерянно озираясь по сторонам, он прошел через великолепно убранную гостиную, открыл дверь в просторную светлую столовую.
И застыл в ужасе, едва переступив порог:
На подоконнике распахнутого настежь окна, болтая босой ногой, сидел Доминик.
Он пил кофе из тонкой чашечки и обозревал изумительный вид на реку. Он был одет только в темные пижамные штаны. Волосы его были взъерошены со сна.
Он мгновенно повернулся к Ромео.
Ромео смотрел на него, в голове его зароились мысли, одна отвратительнее другой. Он не хотел внимать им, не хотел им верить, и ощущал, как рушится все вокруг, как его сердце, разрывая артерии, падает в никуда, как стыд затмевает его разум. Он хотел сказать, спросить, узнать, но не мог вымолвить ни слова, ведь он боялся, что оправдаются его самые постыдные подозрения.
2.
Доминик, хотя и понимал, что вот-вот Ромео проснется и войдет в эту комнату, и готовился к этой утренней встрече, все равно на миг растерялся, как только растрепанный и бледный, с черными кругами вокруг глаз, юноша переступил через порог.
Доминик пока не мог найти нужных слов. Поэтому для начала он сказал просто и тихо:
– Привет.
– Привет… – с досадой повторил Ромео, – привет…и все? Ты не хочешь мне сказать, что… – он замешкался, – что…что-нибудь… Где я? Что я здесь делаю?!
Доминик ласково улыбнулся и произнес:
– Ты не помнишь, что было вчера, не так ли? – вопрос был излишним, так как он, памятуя указания Дрына, лучше всех знал, что Ромео не помнил ровным счетом ничего. – И этого ты не помнишь? – он приложил указательный палец к своей груди и скользнул им вниз, к животу, где от пупка, белесой змеей, вверх вытянулся длинный шрам.
Ромео поморщился, потому что все шрамы мира вызывали в его сознании только лицо Люциуса О.Кайно, и отрицательно покачал головой. Странные вопросы Мэйза еще больше насторожили его. Ромео изо всех сил копался в своей памяти, но это ничего не дало.
Доминик видел его смятенье. Он наблюдал за его смятеньем, догадываясь, о чем тот сейчас думал. Он бы хотел просочиться в его небесные глаза, проскользнуть в мысли, внедриться в каждую клетку его юного гладкого тела, прикосновение к которому возносило его к небесам, затмить собой все его существо. Он хотел бы заполнить собой и только собой все его помыслы, стремленья и желанья, он хотел бы вынуть из него его собственную душу и вложить вместо нее свою!
Доминик смотрел на Ромео, и желание обладания вспыхнуло в нем с новой силой. Он спрыгнул с подоконника, приблизился и положил руку на голову Ромео. Шелковистые пряди вновь скользили между его пальцев.
В это мгновение Ромео все понял. Он закрыл лицо руками, но не попытался отстраниться, а застыл, как изваяние.
Он тоже хотел его или так его боялся?
– Посмотри на меня, – произнес Мэйз еле слышно. Ромео еще сильнее стиснул лицо ладонями.
«Посмотри на меня», – властно повторил Мэйз.
Нет, ему не надо было смотреть: это лицо коварно, оно смертельно опасно, оно гипнотизирует, оно подчиняет.
Ромео хотел отстраниться, убежать, ударить его, сделать хоть что-нибудь, но он был разбит и опустошен, и поэтому просто стоял и ждал, что будет дальше.
«Мэйз все равно заставит меня делать то, что он хочет. Какой смысл сопротивляться…» – горько подумал Ромео и с обреченным послушанием поднял на него глаза.
Доминик довольно улыбнулся:
– Вот и хорошо. Давай позавтракаем, а? – он кивнул на красиво сервированный стол.
Ромео автоматически подошел к столу и рухнул на стул. Он чувствовал себя дырой в пространстве, на дне которой пульсировала боль, он осознал, что вчера совершил какую-то роковую ошибку, и ничто и никогда теперь не будет как прежде.
Появление Доминика Мэйза с самого начала, разом перевернуло все с ног на голову. И он принял это. Каким-то непостижимым образом он принял все. Мало того, Ромео был счастлив этим переменам, он верил, что дорога, которую указывал ему Мэйз, прямиком вела его к свободе. Как он мог быть готовым к такому ее повороту? К повороту, за которым таилась бездна.
Но, в конце концов, разве не ему выбирать, -что, когда делать и с кем? – Кричал его внутренний голос. Разве он невольник? Раб? Разве он не может исправить свои собственные ошибки? Рразве он слабак?
Кровь прилила к его голове, душа рвалась на борьбу.
– Почему так? – спросил Ромео то ли его, то ли себя.
– Не знаю. Так получилось. Все из-за тебя, впрочем.
– Что?!! Да как ты!… – он вскочил, глаза его метнули молнии.
– Эй-эй, поостынь! – Велел ему Доминик.
– Черт! – Воскликнул Ромео, – Да если бы я знал, что ты – голубой, я бы на милю к тебе не приблизился! Черт! Черт! Я не голубой! Не гей! Я не могу! Не могу! Не хочу! Нет!
– Понимаешь, Ромео… – со своей неподражаемой улыбкой произнес Доминик, – я ведь тоже обычный мужик, никогда не был геем. И впредь не собираюсь.
Ромео стих и уставился на мужчину. Его борьба явилась лишь слабым стихийным бунтом, неяркой вспышкой. Впрочем, как всегда. У него не было сил сражаться. Не было воли исправляться. Он даже не мог сформулировать, с чем и за что ему следовало бы по-настоящему сражаться.
Он не помнил, какие ошибки вчера совершил. «Вчера» не существовало! И это тоже следовало признать и принять.
Доминик придвинул свой стул совсем близко к Ромео, сел, не сводя с него глаз, и сжал его колени руками. Его взгляд начал свое колдовство, его черные глаза, раскаленные как угли, гипнотизировали, и Ромео еще раз убедился в том, что удаву по имени Доминик Мэйз невозможно сопротивляться. Когда красивые губы Мэйза почти коснулись его лица, они прошептали:
– Дело в тебе. Ты необыкновенный, чистый, ты как ангел, ты из другого, прекрасного мира. И я хочу в этот мир. Хочу, чтобы твой мир принадлежал мне. Поэтому я хочу любить тебя. И я буду любить тебя до тех пор, пока буду в этом нуждаться. И пока твой мир будет мне интересен. Но насилия я себе не позволю. Ты сам будешь идти за мной, будешь идти ко мне. Ведь только я могу помочь тебе. Только я могу вознести тебя и тебя уничтожить. И я честен с тобой. Так что будет лучше, если в ответ ты будешь хорошим, добрым ангелом.
