Анаис даже представить себе не могла, что на самом деле, этот очаровательный синеглазый сказочник был давно влюблен в нее.
Она вдруг поняла, что раньше он скрывал свои чувства только из уважения к Доминику, но в последнее время ему стало уже сложно скрывать свои чувства, поэтому он сделался таким отстраненным, и именно его неразделенная любовь к ней послужила мощным источником его вдохновения.
Именно Анаис могла подарить ему счастье. И она хотела сделать это. В тот миг, когда она взяла его за руки, Анаис почувствовала беспредельную нежность к этому человеку.
Она не могла догадываться об истинной природе вдохновения и сказочной эйфории, в состоянии которой Ромео теперь пребывал беспрерывно.
С какой-то стороны, в беспрерывности эйфории были свои плюсы.
Ромео представления не имел, что это было за вещество, которое Доминик давал ему, и каким образом он это делал, но он понимал, что наркотик начинал действовать, когда жизнь вдруг расцветала необыкновенными красками.
Некая субстанция, которая с педантичной регулярностью поступала в его организм, открывала ему мир феерических фантазий и невиданных доселе образов.
Все те химеры, от которых раньше захватывало дух, теперь показались бы ему бледными пастельными картинками, по сравнению с буйными и невообразимыми видениями, что ныне являлись его взору.
Ему казалось, что это вещество подарило ему абсолютное зрение: он мог видеть все, что угодно: в бескрайних далях небес, в непознанном чреве океана, за пределами горизонтов. Он мог смотреть даже внутрь, в никем доселе не виданное пылающее естество планеты.
Он видел измерения насквозь, он знакомился с самыми немыслимыми и таинственными существами, которых не мог представить себе ни один человек.
Да, это были галлюцинации, но какие это были галлюцинации! Если раньше, вглядываясь в океан, он едва мог разглядеть призрачный парус пиратского корабля на горизонте, то теперь по всей бухте он лицезрел бои, что вели корсары ради несметных сокровищ или отборных невольников.
Если месяц назад он мечтал убедить себя в том, что всплеск на поверхности воды был вызван плавником русалки, то теперь, сладкоголосые девы с пестрыми актиниями в золотых кудрях не только качались на волнах и пели для него свои песни. Они грациозно подплывали на мелководье, и бросали ему венки, сплетенные из прекрасных подводных растений, они дарили ему огромные жемчужины и каких-то диковинных морских животных.
Никогда раньше он не писал так много, и с таким упоением, и так прекрасно. Он не создавал иллюзий, теперь он жил в иллюзиях и просто описывал все, что видел. И, черт возьми, в это время он был безусловно счастлив! Каждым последующим днем он не помнил предыдущего и воссоздавал его, прочитывая то, что успел написать.
Ромео, по-прежнему ни в чем не знал отказа, и дела в издательстве шли своим чередом, хотя в кабинете с табличкой «Р.Дэниелс» Ромео почти не появлялся.
Его неизменно сопровождали чувства спокойствия, тепла и любви. Он писал, играл с собакой, после ужина они с Мэйзом болтали, потом Доминик поднимал его из-за стола за руку.
И наступал следующий день. Они продолжали посещать разные вечеринки, к ним в дом приезжали какие-то люди, но Ромео уже не мог разобрать, что происходило на самом деле, а что ему мерещилось. И то, и другое очень ладно сплеталось в единое целое, создавая его собственную реальность. Ромео совершенно свыкся с тем, что, открывая глаза рано утром или изредка, среди ночи, он видел на подушке рядом с собой мужское лицо. Должно быть, Мэйз был с ним ласков, так как ничто не причиняло ему неудобств, не нарушало внутреннего сонного покоя юноши, и на данный момент его устраивало решительно все.
Но иногда в течение дня, дурман полностью спадал. Ромео вдруг начинал ощущать ноющую боль в теле, тошноту и неясное смятение в душе. Эти моменты были настоящим кошмаром. Он начинал метаться по дому, бросался к зеркалу и не узнавал в нем осунувшееся, мертвенно бледное лицо с мутными синими глазами немыслимых размеров. Его душу начинали терзать чувства, объяснить которые он был не в силах. Такие моменты вселяли в него ужас.
К счастью, рядом почти всегда оказывалась нанятая вместо Камелии женщина. Она мягко говорила с ним, потом давала ему чего-нибудь попить, чтобы он перестал нервничать, и в душе снова воцарялся покой.
Когда Мэйза не было дома, к нему часто приходила Девушка с янтарными глазами. Она клала его голову себе на колени, смотрела на него своим волшебным, блуждающим взором, и подолгу слушала его рассказы о своих видениях.
Однажды он подарил ей сказку, которую написал специально для нее. В сказке повествовалось о чудесной принцессе, которая летала на алом драконе и освобождала людей от злобных троллей. В конце сказки, в нее влюблялся молодой волшебник. Они оба неминуемо должны были погибнуть от рук умирающего, но могущественного чародея, но молодой волшебник превратил их в пару единорогов, и они спаслись.
Сказка очень понравилась девушке. Она благодарила его и целовала его лицо. Это было одно из самых приятных ощущений, которые он испытывал за свою жизнь. За ту, которую он помнил, по крайней мере. И хотя Ромео забывал обо всем практически сразу, но чудесные ощущения прикосновения ее нежных губ он ухитрился спрятать и сохранить в самом потайном уголке своей памяти. Он доставал их очень часто и мысленно прикладывал ее поцелуи к своим губам, переживая эту неземную нежность вновь и вновь.
Еще одно воспоминание странным образом не стиралось из его памяти и временами беспокоило его: отец. Он больше не приходил к нему. Ромео скучал по нему. Когда картины прежних снов всплывали в его сознании, он про себя обращался к отцу и просил его придти. Но он не появлялся.
ГЛАВА 3
1.
Вот уже который день Ангел находился неподалеку. Вот уже в который раз он пытался подлететь к Ромео поближе. Но прорваться к нему пока не представлялось возможным: юноша был постоянно окружен роем отвратительных демонов, которые беспросветным черным кольцом носились вокруг него, с рычанием, воем и визгом.
Они бросались на Ангела, стоило тому приблизиться лишь на шаг. И он был вынужден отступать: их было слишком много, и Ромео подпустил их к себе слишком близко.
Ангелу ничего не оставалось, как быть рядом и терпеливо ждать, пока эта смрадная завеса рассеется, хоть на миг.
На небеса он давно не возвращался: он ощущал свою вину за то, что его своевременное предупреждение оказалось для Ромео недостаточно ясным. Душа 6871 не распознала опасности, и человек оказался не готов оказать сопротивление злу.
Ангел не мог вернуться в Райские Кущи с бременем этой вины.
Сначала ему надо было хоть как-то искупить ее, помочь Ромео. Он знал, что Господь видел все и поддерживал Ангела в его решении.
И хотя Крылатому было тяжело беспрестанно находиться на Земле и наблюдать за задыхающимся среди демонов человеком, он ни на минуту не покидал своего поста. Демоны видели его, они шипели и ревели, широко разевая зубастые пасти, и показывая ему змеиные, раздвоенные языки. Они хохотали над ним и пытались задеть его своими колючими драконьими хвостами или ударить его жесткими крыльями, усыпанными ядовитыми шипами.
