– Распорядок дня у нас обычный, как и в колонии, – поясняет начальник СИЗО. – В шесть утра – подъем, в двадцать два – отбой. Завтрак, обед, ужин, прогулка – все точно по расписанию. Отличие от исправительных учреждений в том, что во-первых, наши заключенные не заняты никакой трудовой деятельностью. Во-вторых, мы обязаны изолировать друг от друга подследственных, проходящих по одному делу. Иначе говоря, подельников. Изолятор рассчитан примерно на 850 человек, а находится подследственных чуть ли не вдвое больше. Прибавьте к этому семерых, приговоренных к смертной казни, для которых требуются особые условия содержания и охраны.
Мы убедились в этом воочию, когда подошли к камере смертников, где находятся сейчас убийцы детей Кулаков и Владимиров. Перед тем, как открылась железная дверь камеры, для нашей безопасности построились десять(!) охранников. Это и понятно: преступники в камере находятся без наручников, а от смертников можно ожидать всего…
– Напишите о том, как у нас строго, – просит Юрий Владимирович, – как твердо мы поддерживаем порядок. Пусть другим неповадно будет попадать сюда!
Действительно, множество мощных дверей, металлических сеток, секретных запоров, открывающихся не только с помощью хитрых ключей, но еще и с паролем, грозная охрана – все это впечатляет. И все-таки мы не удержались от вопроса:
– А случались здесь побеги?
– Были, но давно, – начальник изолятора показывает в сторону широкого прохода во дворе, загороженного металлической сеткой. – Вот как раз через этот проход был совершен побег. Но ведь раньше какая охрана была? Бабушки-пенсионерки! Они сидят, носки вяжут, лишь одним глазом на двери поглядывают… А то и оба глаза закрыты в дреме. А теперь у нас служат одни мужчины, крепкие, боевые.
Нет, нельзя сказать, что мощные стены следственного изолятора мы покидали с грустью. На улице мы заново радовались августовскому солнышку, свежему ветру, шуму листвы…
Недаром говорит мудрая поговорка: от сумы да от тюрьмы не зарекайся! А сегодня сама тюрьма дошла, видимо, до сумы.
Об этой поговорке вспомнил и Ю.В.Харлан:
– Напомните, пожалуйста, нашим уважаемым деловым людям, что весь их теперешний бизнес совершается на грани закона и очень часто они ее переступают. Неровен час!.. Пусть они вспомнят о находящихся в следственном изоляторе и помогут им сегодня, сейчас!
Ожидание страшнее расстрела
– Ты становишься эстрадной «звездой», Владимиров! – иронически заметил начальник следственного изолятора Ю.В. Харлан, когда осужденного ввели в камеру для допросов. – Вчера с тобой беседовали журналисты из «Советской России», а сегодня вот – из «Пензенской правды»!
Владимиров равнодушно опустился на табурет, поводя плечами, – руки-то скованы за спиной наручниками. Он заметно постарел за год, прошедший со дня вынесения смертного приговора. Бледен (прогулки смертникам не положены), в глазах – постоянная тревога.
– Согласны ли вы ответить на несколько вопросов? – обращаюсь к нему.
– Давайте! – как можно безразличнее отвечает он.
– За прошедший год произошла ли переоценка совершенного вами, или вы по-прежнему считаете себя невиновным?
– Нет, многое изменилось…
– Что изменилось? Какие перемены произошли в вас?
– Ну, это мое дело…
Юрий Владимиров, 1975 года рождения, житель Пензы. В 1993 году в общежитии «Белинскстроя» в Каменке вместе с Валуевым совершил зверское убийство четверых детей, трупы искромсал и пытался поджечь. Газеты подробно освещали ход судебного процесса над Владимировым и Валуевым в июле 1994 года.
Столичные журналисты, беседовавшие недавно с Владимировым, по словам Ю.В. Харлана, немного добились от осужденного. Поэтому пытаюсь угадать ход его ежедневных размышлений, чтобы вызвать на разговор.
– Скажи, когда была совершена тобою роковая ошибка? С какого момента дорога повела тебя сюда?
Владимиров зашевелился, вздохнул:
– На работу надо было устраиваться!..
– Но ведь ты же работал – помогал в деревне дяде убирать сено… Вот и мать твоя на суде говорила…
Владимиров недовольно поморщился:
– Да при чем здесь мать!..
Действительно, я обронил неосторожное слово – мать Владимирова покончила с собой повешением, узнав о утверждении Верховным судом смертного приговора сыну.
– И уборка сена – тоже работа! – стараюсь поддержать только начавшийся разговор. – Было бы желание…
– А деньги – вы бы мне платили? – иронизирует Владимиров. – Нет, мне тогда настоящая работа была нужна – в городе!
– Постой, но ведь и до этого момента – поездки к дяде – ты чуть не убил человека?
Незадолго до злодеяния в Каменке Владимиров жестоко избил жителя Пензы З. Нанес ему по голове пятнадцать ударов железным прутом и оставил истекающего кровью З. в безлюдном месте. Только чудо и искусство врачей спасли потерпевшему жизнь.
– Да это был мой сосед, – вновь морщится Владимиров, мы давно друг дружку знаем. А после он отказался, что со мною был знаком…
– Сосед – не сосед, а железным прутом бить никого не следует!
– Ну и я мог ему голову подставить – бей, пожалуйста!
Трудно возразить что-либо на такой «довод», поэтому я спрашиваю напрямик:
– По крайней мере, в совершенных убийствах детей ты раскаиваешься?
Владимиров долго молчит.
– Раскаиваюсь, – наконец выдавливает он, – но… только в своих!
– В каких – своих?
– Жанку, Алку я убил. А тех двоих – Валуев…
Дико слышать, как он произносит «Жанка», «Алка». Словно о своих подружках говорит! А ведь это он толкует о зверски зарезанных им, искромсанных девчонках.
– Значит, ты продолжаешь утверждать, что маленькую Машеньку убил напарник?
– Да подумайте-ка сами! – неожиданно оживляется Владимиров, и видно по всему, что он говорит о сокровенном, давно обдуманном. – На штанах Валуева обнаружили кровь всех четверых детей, а мои были чистые! Меня арестовали раньше, и одежду я не стирал!..
Он победоносно смотрит на меня, полагая, вероятно, что сразил меня своими доводами. Но ведь все это я уже слышал в суде, и утверждения Владимирова были тогда же опровергнуты экспертами. Нет, он ни в чем не раскаялся и склонен все так же сваливать собственные злодеяния на других.
– Вдвоем с Кулаковым вам стало повеселее?
– Что значит – повеселее? – сразу настораживается Владимиров.
Да-да! Убийца детей в Каменке и убийца-насильник малолетних в Пензе находятся сейчас в одной камере! Начальник следственного изолятора Ю.В. Харлан объяснил это так: «После самоубийства его матери о Владимирове не вспоминает ни одна живая душа. Приходил только раз дядя, и то – решать вопрос о квартире. Владимиров стал буйствовать, требовать, чтобы его расстреляли. Пытался даже повеситься. Решили мы их поместить вместе – Владимирова и Кулакова, – чтобы друг за дружкой приглядывали».
