Пока Сашка разглядывал утекского вождя, тот тоже не терял времени даром и, пустившись в диком танце вокруг костра под одобрительное уханье своих сородичей, затянул не то песню, не то молитву. Руки его как пушинку вращали над собой огромный посох из золотистого материала, очень напоминавшего стены замка короля Ориса. Что-то коснулось Сашкиного запястья и он, скосив глаза вниз, с удивлением обнаружил, что маленький зелёный росток, выползший из складок растрескавшейся от времени коры дерева начинает оплетать его правую руку. Демидов бросил недоумевающий взгляд на привязанного к соседнему дереву Арэта и похолодел. Гибкие зелёные побеги уже до колен обмотали оруженосца и продолжали карабкаться по нему, извиваясь, словно змеи.
– Это Голодные деревья, – голос Арэта не дрожал. За весь этот долгий день он устал бояться, и ему уже было всё равно, что будет с ними дальше. Лишь бы скорее.
– Их плоды дают утэкам особую Силу, – всхлипнул Иррэ, привязанный чуть дальше. – Теперь понятно почему.
Сашка ещё не понимал, почему плоды Голодных деревьев могут давать утэкам какую-то там Силу, как вдруг вскрикнул от неожиданности и боли. Один из ростков уже полностью обвившийся вокруг Сашки глубоко вонзился ему в руку. На бывшей когда-то белой рубашке появилось маленькое красное пятнышко, в свете костра казавшееся почти чёрным. И сразу на ближайшей ветке дерева, низко нависающей над неподвижным пленником, набух большой круглый бутон. Сашка дёрнулся от ещё одного болезненного укола, и цветок начал медленно раскрываться, выбрасывая кроваво-красные лепестки. А когда пять или шесть отростков одновременно впились в Демидова, на алом цветке начала образовываться завязь плода.
Мальчишка уже не чувствовал боли, наверное дерево впрыскивало своим жертвам какое-то обезболивающее вещество. Он только не отрываясь смотрел, как растёт на его крови жуткий плод, похожий на грушу. Но вот плод перестал расти и вспыхнул ярким оранжевым цветом. Утэкский вождь протянул руку, оскалившись людоедской улыбкой, сорвал его с ветки и, пристально глядя на Сашку своими спрятанными в шерсти глазками, смачно надкусил. Демидова передёрнуло от омерзения. Но по-настоящему испугаться он так и не смог: внутренняя струна снова натянулась, и от её вибраций голову пронзила острая боль. Сашка чувствовал, что ещё совсем немного и струна лопнет, разнося в щепки всё, что окажется в пределах её досягаемости.
Тем временем, вождь спокойно дожевал плод и… исчез. Появился он только минут через пять на противоположном конце поляны. Потом снова исчез и вот уже стоит прямо перед Сашкой и что-то говорит на своём странном рыкающем языке, показывая на Сашку, на дерево и на себя.
– Так вот как утэки скрывались от ваших карательных экспедиций, – догадался Демидов. – Чего проще – пленников под деревья поставили, груш налопались, и временная невидимость племени обеспечена. Круто придумано!
– Алекс, – вдруг тихо попросил Иррэ, – расскажи что-нибудь. Мне страшно.
– Не бойся, – попытался успокоить его Сашка. – По крайней мере, больно не будет. Противно только смотреть, как этот гад груши лопает. Из меня, между прочим, сделанные.
– Нам ещё повезло, – вступил в разговор Арэт, возле которого уже стояли пять или шесть утеков в ожидании, когда на его дереве вспыхнут, будто лампочки, готовые к употреблению плоды.
– Ну ты сказал! – возмутился Сашка, морщась от очередного приступа головной боли. – Ничего себе «повезло»! В чём же?
– В том, что мы – мужчины, – абсолютно серьёзно пояснил Арэт. – Мужчин утеки просто убивают.
– Ничего себе «просто»! – хмыкнул Сашка, глядя, как вождь довольно хрустит второй сорванной с его древа «грушей».
– Вот именно «просто», – подтвердил побледневший Арэт. – А если к ним в лапы попадёт Та в Ком Нет Силы…
Он бросил странный взгляд на Иррэ, и тот, задрожав как осиновый лист, добавил:
– Я слышал, как Глава Совета однажды говорил королю Орису, что лучше сто раз умереть, чем пройти через то, на что утэки обрекают Тех в Ком Нет Силы. И король ответил, что даже «подопытным кроликам» живётся куда веселее. Алекс, а что такое «подопытные кролики», и что с ними делают? Наверное, что-то ужасное…
Голос Иррэ опустился почти до шёпота. И только Сашка собирался выдать что-нибудь ободряющее – ну, пару анекдотов там рассказать из жизни «подопытных кроликов», как на поляне появилось новое действующее лицо. Наверное, этот утэк прожил не меньше ста витков по местному счёту, потому что почти вся шерсть, укрывающая его с ног до головы, была седая. Он тяжело опирался на такой же, как у вождя посох, но вместо бус из когтей на его груди красовались связки человеческих черепов. «А вот это наверняка их колдун», – подумал Демидов, ощутив, как бьётся внутри невидимая струна в припадке жгучей ненависти к чуждой Силе, исходившей от этого существа.
Старый колдун что-то коротко приказал двум утэкам помоложе, и они, сцепив руки, почтительно опустились возле него на колени. Колдун сел на это импровизированное сидение и опять отдал команду. Носильщики резво подскочили и понесли старика прямёхонько к дереву, у которого стоял Сашка.
Струна внутри Демидова натянулась до последнего предела, когда колдун внимательно начал его обнюхивать. Отвернувшись в сторону, насколько возможно, Сашка молча дрожал как в лихорадке. И облегчённо вздохнул, когда старик, закончив своё непонятное обследование, приказал перенести его к Арэту. Обнюхав оруженосца и не найдя, видимо, ничего интересного, он погнал своих носильщиков к следующему дереву. Но едва утёк повёл носом возле замершего в ужасе Иррэ, как радостный крик рванулся из его старческого горла. Он едва ли не с кулаками набросился на вождя, попеременно тыча корявым пальцем то в Иррэ, то в дерево, то в небо, на котором уже появились две луны из трёх. Сашка, ничего не понимая, напряжено следил за действиями утэкского шамана. А тот, обходя дерево с Иррэ по кругу, аккуратно сбивал посохом зелёные побеги, опутавшие мальчишку почти до пояса. Когда последний росток был сбит, а ремни срезаны, двое бывших носильщиков едва успели перехватить бросившегося прочь Иррэ. Мальчишка отбивался и царапался не хуже диких краусов, и на какой-то миг Демидову показалось, что ему удастся вырваться. Но только на миг. И тут крепко стиснутый лохматыми ручищами Иррэ испустил такой душераздирающий вопль, что у Сашки аж уши заложило.
– Нет! Не трогайте меня! Лучше убейте… Не-е-ет!!!
Сашка, всё ещё не понимая, что происходит, таращился на происходящее сквозь слёзы, выступившие на глазах от ставшей невыносимой головной боли, когда у соседнего дерева рванулся в своих путах Арэт:
– Не смейте! Оставьте её, сволочи! Не трогайте мою сестру! Миррэ-э-э!
И разрыдался, повиснув на крепких ремнях.
Сестру? Сестру!!! Сашке казалось, что он сходит с ума. Он смотрел на бьющуюся в лапах утэков Миррэ и никак не мог понять, почему до этой секунды принимал её за мальчишку. Ведь не бывает у мальчишек таких тонких рук, таких мечтательных глаз, такого серебряного голоса… А как она сопротивлялась совместному одеванию? Едва Сашка осознал, что всё это время путешествовал бок о бок с девчонкой, как страх сдавил сердце железной пятернёй. Он только сейчас сообразил, чем грозит ей пленение. «Подопытный кролик», так, кажется, Орис говорил? А он, Сашка, не то что помочь, даже рукой пошевелить не может. И не только потому, что привязан к дереву ворохом ремней и зелёных ростков. Странное оцепенение, полностью сковавшее его мышцы, оставляло возможность лишь смотреть и до крови кусать губы от собственного бессилья. А тут ещё эта проклятая струна, дрожащая на самом пределе и заставляющая Сашкино тело тоже дрожать! Ну, куда это годится?
