– Попрошу финансирование у Иллариона. Клод напишет песни на Софьины стихи – не на те, которые она сочиняла для эротического рэпа, а на юношеские. – Проект нравился ему все больше.
– Можно подумать, у нее что-то еще было после юности… – произнес он вслух. И снова ему стало настолько стыдно за себя тогдашнего: мстительного, мерзкого.
– Это был не я, – воздев глаза к небу, сказал Игорь, все еще красный всем своим толстым маленьким телом и лунообразным лицом. Но даже сам он понимал, что до этого он всегда претворялся, играл в жизни роль уверенного мужчины, любимца женщин. А отказала ему одна – самая бескорыстная, да еще и влюбленная в другого, – и он взъерепенился, наделал гадостей. Он завидовал Клоду мучительно. Не только из-за Софьи. И даже сейчас понимал, что мстил обоим непонятно за что.
– Я своим фильмом попрошу у них прощения.
Но, увы, Небо ему не поверило. Он прошел в этих отношениях «точу невозврата».
Он позвонил Иллариону, забыв, что и ему он пытался насолить, интригуя против авторитета с Седым, убившим его сына. И не успел он закончить предложение про фильм о Софье и Клоде, как Лари его послал так грубо, что режиссер оторопел от трехэтажного мата. И после него последовала фраза, которую не понять было бы опасно:
– Ты, мелочь пузатая, не напоминай о себе никак, если хочешь жить.
Визу Насте выдали. Собеседование было жестким. Ее подозревали в желании не вернуться после свадьбы матери в Москву, а осесть там.
– Я недавно вышла замуж и беременна, я пробуду там пару месяцев, попутешествую и вернусь.
Настя не то чтобы врала. Она сама хотела в это верить – что вернется. Но… не верила. Ангел Насти озадачился, слать ли наверх «минус» за ложь. И решил, что факты не искажены. И ложь начнется или нет через пару месяцев.
Настя чувствовала, что Гия зациклен на ком-то другом, что его мысли где-то витают. Но и жену, то бишь ее саму, он любит… как бы головой, а вот тело его полностью ее не будет никогда. И надо решить раз и навсегда, как к этому относиться.
Придя домой, она начала складывать вещи в чемодан. И теплые тоже взяла – на всякий случай. Ася же мало что знает о климате Австралии. Зима в Сиднее точно не холодная. Но сама-то Настена мерзлячка. «Жар костей не ломит», – сказала она вслух, коленом утрамбовывая пуховик в сумку.
Пришел Георгий. Он последнее время постоянно на что-то раздражался. Запнулся о сумку с пуховиком и выругался. Настя только ниже наклонила голову, не выговаривая ему. Что-то, видно, у мужа не заладилось с ее соперницей.
А вышло вот что. Илларион ему сказал, что Лиану один шейх берет в жены.
– Проститутку, на всю жизнь?!
– Проститутка при такой охране – просто опытная женщина. А брак на всю жизнь у мусульман не обязателен. Сказал в мечети три раза слово «развод» – и ты свободен. Жена тоже имеет право на то же самое. Единственное, что обещает во время обряда сочетания браком мусульманин жене, так это сколько унций золота он может дарить ей каждый день. И в сумме должна получиться сумма не меньше, чем требуется, чтобы женщина могла прожить полгода – на время поиска следующего мужа. А женщина может попросить у жениха все, что угодно. И он должен пообещать это или отказаться от брака.
– То есть жена может попросить невозможного. И муж откажется?
– Шейх из Арабских Эмиратов что-то не сможет дать девке из эскорта!? – вопросом на вопрос ответил Илларион.
– Ну а если она намеренно попросила слишком много, а он напрягся идал, и это теперь, по сути, не сексуальное рабство.
Илларион уставился на Гию, как солдат на вошь.
– Тебе вредно было жениться на хорошей девочке. Это Настя могла бы так поступить. А Лина сдалась с потрохами и только и старается использовать всю Камасутру и все даже извращения, чтобы на нее изливались золотые реки. Плевала она на тебя, вот что я скажу. У шейхов, знаешь, тоже в штанах все очень неплохо, говорят.
– Мне казалось, что ей ни с кем так классно не было, – не сдавался Гия. Ведь цена его уверенности – жена, отправляемая в Австралию.
– На то она и проститутка, чтобы всем так говорить! – Эту фразу Илларион произнес даже с сарказмом. Ему хотелось, чтобы Настя не уезжала, увозя за моря будущего двоюродного внука или внучку. Да и не любил он проституток. Как и все временное. Хотя, что не временно-то? Пусть девочка съездит на свадьбу к матери. А там уж…
Илларион был неправ на счет того, что у шейхов в штанах все неплохо. Лиане достался старый шейх. Так что ее долго массажировали на его глазах, пока он смог сподобиться на «выстрел». Сыновья его были бы не прочь. Но боялись отца до умопомрачения. Вычеркнет из завещания, считай, из жизни вычеркнул. Хоть и ходила теперь Лиана упакованной от носа до носков ботинок, да еще в черном плаще. Измена тут немыслима, да и карается, наверное, жестко, надеялась Лиана. Словом, она мечтала о сексе с Гией теперь на самом деле. Ночами мастурбировала под воспоминания. Так же, как и он грезил о ее теле, ставшем вдруг недосягаемым для него.
А Настя была тут. Но вот-вот, завтра на рассвете, и она уедет.
Оба они уже вылечились и могли бы. Но ни один из супругов не нарушал разделительную полосу. Так что Гия, поужинав, принял холодный душ и отправился спать. Утром надо было везти жену в аэропорт.
Настя же свернулась калачиком и вспоминала их первый кофе, их встречи без секса. А про постельные сцены тщетно пыталась забыть.
Так и улетела, чмокнув мужа в щеку лишь по-дружески утром. Но она очень надеялась на будущее. Пока что на те два месяца, что пробудет в Сиднее, вдали от горечи измены любимого. Вполне предсказуемой, если на то пошло. Новая страна, другая природа и люди – то, что доктор прописал. Прописал бы, если бы она со своим внутренним «раздраем» пошла к нему. Самое лучшее, что можно сделать, чтобы отсрочить страдания, – уехать из тех мест, где все плохое произошло. Издали проблема уменьшается, а потом пропадает из виду.
Клод ехал встречать в аэропорт Настю, захватив по дороге Мишу. Их Михе тоже нужно отвлечься от всей той лавины событий на любовном фронте. Лилю он не видел ни разу. Но слухи до него доходили, неизменно причиняя боль. Шрамы самолюбия ныли и ныли, несмотря на то, что он встречался – и не платонически. И они с Настей сейчас товарищи по несчастью. И еще Клод надеялся уговорить Настю устроиться к себе на работу вместо Лилии и помогать в уходе за близнецами Мише. А тот ведь собрался жениться на переселенке из России Сирене. И он вполне искренне любил ее характер. Ее внешность советской скульптуры. Но ему не хватало бело-розового зефира Лилии. На жене-друге не хотелось видеть белое платье с фатой. И вообще демонстрировать ее всем и каждому, как куколку в витрине. Куколку, которую раздирает на части жадный эротоман и сексоголик, в курочку, истекающую соками на разделочном столе, если верить слухам.
Сирена понимала, что с Мишей что-то не так. Что его изнутри что-то «кисло-горькое» разъедает. И она решила поговорить с ним по душам.
