Голос соедки показался Нане подозрительно знакомым, этаким лекторским. И она подошла к двери на цыпочках. Заглянула в глазок и увидела в обрамлении черных волос лицо Тамары Семеновны Орловой. И растерялась. Нана как-то забыла, что ее тайну может раскрыть не только Сонька, когда и если найдет записку к Павлу, но и его мать. Теперь, когда Илларион не станет Нану защищать, он помог матери отомстить за сына. Ну и за себя отчасти. Что у нее в руках?
– Минуточку, – пропела Нана сладким голосом через дверь, – я только халат накину! – А сама побежала на кухню в квартире Варежкина и выхватила из деревянной подставки самый большой и острый нож. Бегом примчалась к двери, повернула ключ. За эти секунда Тамара замахнулась связкой ножек для стола, а Нана приставила нож рукояткой к своей груди – для опоры, и распахивая дверь, с толчком ринулась навстречу Тамаре, врубив в нее нож. И одновременно почувствовала, как ей на голову обрушилась самодельная дубина. Череп хрустнул, и наступила тьма.
Нож попал бывшей Тамаре Орловой прямо в сердце. И она упала сверху на твою обидчицу. Через пару минут их обеих мертвыми обнаружили грузчики, которые несли кровать. Они мудро рассудили, что надо срочно вызвать полицию. Но перед этим, не доходя до свалки трупов, вынесли кровать обратно и погрузили в фургон. В верхней туше они узнали покупательницу мебели и здраво сочли, что «кровать ей теперь – мать сыра земля». Или как там у них по – турецки?
В аэропорту Соня толкала коляску, в которой сидя спал Фрэд в съехавшей на бок панаме. Рейс был рано утром и мальчишка закатил истерику, не желая просыпаться и мыть личико. Не помогло даже воркование бабушки. Сопротивлялся одеванию на выход. И это его капризность странным образом радовала обеих женщин. Роберту так вообще пугало раньше то, что ребенок почти не плачет, не пытается привлечь к себе внимание. Видно, мать на них вообще не откликалась. А тут в нем «оттаял» нормальный карапуз со своими взбрыкиваниями и детскими шалостями. Начало процессу положила страстно любящая бабушка, а завершила дело новая мать, которая терпела даже то, что однажды малыш ткнул ей пальцем в глаз и попытался вытащить синюю часть его, поскольку видел, как в магазине игрушек такое проделала маленькая девочка со своею куклой. Соня просто отстранила ручку Фреда и поцеловала пальчик.
– Маме бо-бо.
Фред ее обнял за шею и сказал свое коронное «мами», и добавил по – русски: «боль».
Все удивились его второму слову. А потом он зачастил с высказываниями. Именовала бабушку «ба», дедушку «Роб», Клода, в отличие от прочей родни, называл на На английский манер «дэд». Но сейчас он спал так, что выдувал пузыки из малозубого рта.
Клод толкал тележку с чемоданами в стойке регистрации. И вспоминал, как плакала его мама, конечно, из-за Фрэдика. И сцена их прощания была для отца душераздирающей.
– Так, – жестом остановила их слезы и причитания Софья, – Давайте вы прекратите эти душераздирающие проводы, как на фронт. Это для одного из вас может завершиться инфарктом. Вы оба нам нужны живыми. Мы летим на международный курорт, а не в Сибирь на рудники. И вернемся, быть может, через месяц – как карта ляжет.
Все невольно рассмеялись. И снизили градус прощания. Роберта шепнула на ухо Софье: сходишь на УЗИ – скажешь, к то у тебя в животе – мальчик или девочка. О, кей?
Соня тепло улыбнулась новой матери: В СКАЙПе покажу серый сканированный на УЗИ снимок, не сомневайся, будет тебе портрет будущего внука.
И вот, наконец, все процедуры посадки закончены, супруги сидят, удобно откинувшись в бизнес – классе.
На стационарной подвесной кроватке раскачивается спящий малыш.
Клод откинулся в кресел и вытянул ноги.
– Приятно лететь в неизвестность, когда рядом ты и сын. – сказал он Соне.
– Я хочу выпить белого вермута, – в ответ ему сказала Соня, – Похоже, у меня начинаются странные желания беременных, так что не отговаривай.
– И не думал. Я тоже выпью. Интересно, дадут нам по чекушке до того, как взлетим, или заартачатся? – Клод нажал кнопку над сиденьем. Стремительно подошла стюардесса.
– Моя жена беременна и хочет выпить белого вермута. И я с ней заодно.
– А я в свое время хотела пива. Так что бегу, бегу.
Ангел Клода спросил у Ангела Софьи:
– А это не повредит плоду?
– Что любо матери, то любо и дитю.
Софья выпила принесенный вермут залпом, потянулась, как большая кошка и заснула так крепко, что раньше проснувшийся Клод добудиться ее не мог.
А не мог потому, что Соне не хотелось отвлекаться от такого потрясающе красивого сна.
В нем незнакомые ей мужчина и женщина занимались любовью в последний раз перед расставанием.
И вокруг них сгущалась тьма и становилась синей. А потом становилась водой. И оба они утонули, намеренно затаив дыхание и глядя друг другу в глаза, пока не захлебнулись и не затихли окончательно.
Их одинаковые светлые волосы колыхались в воде, как водоросли. М, поняв, что с героями все кончено, Соня проснулась, как от толчка. И увидела себя в самолете и Клода на соседнем кресле и крепко спящего в подвесной колыбельке малыша.
Соня замотала головой, пытаясь избавиться от наваждения. И первым делом ее рука потянулась к кнопке вызова стюардессы.
– Мне, пожалуйста, чашку кофе, авторучку и бумагу. Срочно.
Клод удивился ее мрачному лицу и странному настроению. Ангелы всех троих тоже всполошились. Ангел Софьи не сочинял этот сон. И странно было, что Софье приснились другие люди, да еще в трагической ситуации. И тут по интуифону Ангел услышал голос Архангела Михаила:
– Это я послал Софье сон. Я хочу, чтобы их песни помогали именно людям, чья любовь гибнет, что б они называли им причины ситуации. Если она будет писать только о счастье в отношениях, а не о странностях в любви, то это будет в поэзии не хлебом насущным, а пирожным. Надо, чтобы возлюбленные понимали – любая любовь – то, что им дано свыше. Это еще одна мелодия их души, которую им довелось услышать.
Тем временем девушка в голубой униформе принесла то, что просила Соня. Клод молча наблюдал, что же это случилось с любимой, почему она помалкивает и странно трагически сосредоточена на чем-то внутри себя.
Соня, глотнув кофе, наконец, разжала нехотя губы и попыталась улыбнуться Клоду:
– Я увидела чужую гибель во время прощания с любовью. Мне надо написать стихи.
Клод чуть обижено пожал плечами:
А нельзя на секунду отвлечься и поцеловать меня? спросил он хриплым голосом.
Соня молча припала к его губам и вернулась к кофе. Отставив чашку, расправила над креслом столик и начала писать почему-то от имени мужчины:
Я не любил, не лгал, не сторожил
И узел наших тел не привязал души
Горит свеча – и освещает бой.
Борюсь я и с тобою, и с собой.
Горит свеча, не в храме, а в аду,
Мы мечемся в постели, как в бреду,
И эта страсть – смесь похоти и лжи:
Я ненавижу страшною любовью
Тебя-
За то, что снова согрешил!
Горит свеча
И тени на стене, как будто рыб тела
в бездонной глубине
Я не любил, не врал – я утонул.
Я наглотался, выплыл и… нырнул.
Не проиграл я,
но не победил.
Я ненавижу страшною любовью
Тебя
за то, что Ей я изменил…
Она строчила крупными, корявыми каракулями, боясь потерять настроение. Закончив, обернулась к Клоду и на ухо – чтобы не разбудить малыша, перевела ему стихи на английский.
