Я почти уперся носом в гладкую поверхность постамента, видимо, ноги мои поняли задачу слишком буквально и доставили меня прямо по назначению. Потому, я невежливо обратился к фигуре основателя спиной, будто выбрал боевую позицию – чтоб не напали сзади, и стал ждать. То ли вчерашний день, то ли грядущие неприятности. Окружившие меня ночные тени, потерявшие последние отличительные краски, своими будто бы угрожающими трепетаниями не позволили мне настроиться на оптимистический лад. Эх, пропадать так с музыкой. Я ни с того, ни с сего, по-босяцки сунул обе руки в карманы, да еще засвистел в придачу. «Крутится, верится, шар голубой». Точно Борис Чирков в роли еще не облагороженного революционным пылом Максима, беспутно повесничающего где-то на Выборгской стороне. Глупое ребячество, однако, оказалось правильным маневром. Не успел я досвистеться до коварного намерения похищения барышни, как ощутил легкий толчок в плечо, скорее даже похлопыванье. И сиплый, нарочно приглушенный голос раздраженно повелел:
– За мной. Не привлекать внимание. – Потом уже более просительно: – Заткнись, ты, бога ради! – и справедливо: по инерции я продолжал выводить разухабистые, кабацкие трели. Уж очень неожиданно вышло.
А чего было удивляться? Разве Благоуханный заранее не предупредил? Мол, узнает сам, если захочет. Стало быть, захотел. Я шел след в след за массивной, но и проворно спешащей фигурой. Ростом ОН был выше меня, не говоря о том, что превосходил габаритами в ширину, оттого получалось, будто я невольно прятался за ЕГО спину. Я теперь и впредь буду именовать вызванного на свидание пришельца ОН, потому что никакого имени своего, ни подлинного, ни вымышленного, знакомец Благоуханного мне так и не объявил. Для чего большими буквами? Для того, чтобы и вы вместе со мной ощутили масштаб и значение ЕГО личности. Которые я почувствовал сразу, возможно, подсказал инстинкт, возможно, по ассоциации с определенными персонажами советской эпохи – мне все же немало довелось повидать высоких начальников той незабвенной поры. А что ОН был из «вершителей», пусть бывших, тут уж одна приказная, требующая безусловного подчинения, манера себя держать, выдавала ЕГО с головой.
Я думал, разговор состоится неподалеку от места встречи: выберем скамеечку поудобней и потолкуем о делах наших скорбных. Не тут-то было. Шли мы довольно долго. Все в том же порядке. ОН впереди, я – покорным замыкающим, без приглашения вровень не решился. Щука и плотвичка, которую до времени пощадили есть. И так до проспекта Мичурина, где под сенью почившего в бозе кинотеатра «Литва» (незабвенное место моего первого ознакомления с шедевром «Сталкер» в восемьдесят седьмом году), нас ожидала конечная цель совместных стремительных перемещений. Мне был явлен так называемый рояль в кустах: белая «восьмерка»-точило с тонированными стеклами, крашенными «в цвет» бамперами и двумя метровыми антеннами, вальяжно колыхавшимися над крышей. В общем, «хачик хочет в Тамбов». Мечта рыночного смотрителя за товарооборотом. Я изумился режущему глаз несоответствию – «большого человека» и базарных дешевых понтов. На нового русского парвеню ОН был никак не похож. А что бы я пожелал ЕМУ в качестве передвижного средства? Черный «шестисотый» или «боевую машину воров»? Замечу лишь – после недавнего дефолта, многие и вовсе пересели с заграничных джипов на отечественные эскалаторы метрополитена. Наверное, и старое с «доводкой» точило было не так уж плохо. Наскоро прикинул я. Пока меня не пригласили в сие одиозное авто. Точнее:
– Внутрь. Быстро, – это прозвучало в действительности.
Я рыбкой нырнул на пассажирское сидение. И все недоумения, вопросы и предположения отпали сами собой. Потому что, белое точило оказалось никакой не машиной. Но законспирированным разведштабом на колесах – согласно моему мало осведомленному в тонкостях впечатлению: надо думать, подобного ранее мне видеть не доводилось, да и где бы я мог? Скажу одно. И Том Круз бы не отказался от съемок продолжения культовой ленты «Топ-ган» именно в кабине ЕГО «восьмерки». Столько было повсюду неведомого назначения тумблеров, верньеров, мигающих дисплеев, указующих стрелок. Однако самым красноречивым и доходчиво-убийственным стало для меня самое первое ЕГО действие – пальцы фокусника, ловко скользнувшие в свободное пространство под рулевой обод, в них щелкнуло стальное колечко, на мгновение блеснувшее грозно и уховерткой исчезнувшее в невидимом гнезде. Но я служил, и я знал. Что это было такое. Ручная осколочная граната, глупо надеяться, будто учебная. А все, что снаружи – маскарад. Умело наведенная иллюзия. И в голову не придет, что не разводной браток низшего ранга, но серьезный служебный человек в надежном самоходном убежище. Вот вам и «астон-мартин», вместе с «бентли» и навороченным «ягуаром» – на чем там полагается ездить агентам с двумя нулями и правом на убийство? Запамятовал. Все выглядело много проще и обыденней, и оттого ужасней.
– По возможности, обойдемся без предисловий, – я, наконец, услышал от НЕГО слова, похожие на человеческие.
Я вновь запаниковал. Опыт схожего общения я имел с гулькин нос, и то, если брать в зачет мои шатания и терзания в кабинете Благоуханного. Не доводилось, может, к счастью, пересекаться с подлинными и по-настоящему тайными деятелями «круга». Но и на мою долю выпало спасение в виде единственной, не вдруг возникшей, скорее, неотступно преследовавшей меня мысли. Мысли о безвинно сгинувшей Кате. Неужто ОН страшнее Николая Ивановича, мертвой мумии тролля? Чтобы ОН ни сделал, и как бы со мной по своему произволу ни поступил, это просто не могло быть хуже. Потому что, ведь человек. Пусть до самозабвения государственный и уперто-идейный, жестокий из святой необходимости и верующий свято в необходимую жестокость, пусть. Но ведь человек. Отпустило сразу, как по волшебству.
– Без предисловий не обойдемся. Хватит. Набегался, – хамство вышло чудовищное, и не хамство даже – отчаяние пропащего отщепенца, которому деваться некуда и потому плевать слюной. Хоть сову об пенек, хоть тем же пеньком сову, все равно пернатому зверю не жить.
ОН понял это. Еще бы не понять. Перед НИМ был затравленный паскудной собачьей сворой бурьяновский медведь, не страшившийся уже ни ружья, ни рогатины. Тут – или шарахнуть заветной гранатой, или сделать то, ради чего притащился бог весть куда и бог весть откуда со всей своей пижонской, густо секретной шпионской музыкой. «Большой человек» хохотнул. Не злорадно, мол, счас тебе покажу, как зимуют раком. Как раз наоборот, будто я ЕМУ понравился. По крайней мере, стена между нами стала более прозрачной.
– Ну и..? – с подначкой спросил ОН.
– Позвольте для начала представиться, – вежливость, на мой взгляд, показавшаяся мне не лишней в новых обстоятельствах. – Коростоянов, Феликс Ильич.
– Как, как? Феликс Ильич? – не хохотнул, рассмеялся, будто резануло громом. Крупный мужик, басистый. – Феликсов Эдмундовичей встречал, Ильичей разных тоже, и Леонидов, и Владимиров, на пятак ведро. Но чтоб Феликс, да еще Ильич! Гибрид на все времена! Тебе случайно таксидермисты на будущее гонорар не предлагали? Ради посмертного использования? Шучу, не обижайся. Биографию оставь при себе, я наизусть знаю. Когда родился, где учился. Потому и сказал, что без предисловий. Ну?
– Баранки гну. Простите. Тоже шутка, – я обозлился опять, в особенности задели таксидермисты: однако, подколочки там у них. Или у НЕГО. Ладно. – Я узнать пришел.
