Кузя стрекотнул, отставив одну лапку.
– Совершенно все понимает! – восхитился Ашотик.
– Он еще и не такое может!.. Сейчас… – Лесь раскидал по столу картонные квадратики с буквами и цифрами. – Эй, кузнец-молодец, мы забыли, как тебя зовут.
Кузя застрекотал обидчиво: как это могли забыть? Прыгнул на букву «К», потом на «У», «З» и «Я».
– А что ты будешь делать, если к тебе сунется дядя Шкип?
Кузя замер, и между кончиками его усов проскочила синяя трескучая искра.
– Ай, – подпрыгнул Ашотик.
– Не бойся.
– Я не боюсь, я нечаянно айкнул… – Глаза у Ашотика сияли.
– Он никогда никого первый не обижает. Хочешь, позови его на ладошку.
– Кузя, иди, пожалуйста… – Ашотик протянул ладонь.
Кузя охотно прыгнул к нему. Ашотик засмеялся, погладил желтые надкрылья:
– А что он еще умеет?
– Кузя, сколько будет к пяти прибавить два?
Кузя развернул надкрылья, выпустил из-под них прозрачные крылышки, взмыл под потолок, повисел там, трепеща и стрекоча. И упал на картонку с цифрой «7».
– Как в цирке! – опять восхитился Ашотик.
– Я и хочу устроить цирк, когда их побольше разведется… Но они медленно выводятся. Три недели на каждого. И только летом, не позднее осеннего равноденствия.
– Это тот день, когда я должен открыть двери и окна?
– Да!.. Ашотик, ты не забудешь?
Ашотик потемнел коричневыми глазами и сказал твердо:
– Я никогда не забываю про важные дела. Я сегодня же запишу на календаре, а двадцать первого все сделаю как надо… Если, конечно, буду жив.
– А чего тебе не жить! – испугался Лесь.
– Ну, это я так, на всякий случай… Лесь, а если в тот вечер будут тучи?
– Не будут… Ни разу еще такого не случалось!
– Это хорошо, – почему-то вздохнул Ашотик. И вдруг засмеялся опять: – Смотри, Кузя чего-то ждет!
Кузя на краю стола поблескивал внимательными глазками: не дадут ли еще какое-нибудь задание?
– Головку наклонил, будто прислушивается…
– Это он делает вид. На самом деле у него уши на коленках передних ног.
– Почему?! – изумился Ашотик.
– Так у всех кузнечиков. Я в «Жизни животных» читал.
Ашотик поразглядывал Кузю.
– Лесь, я знаешь, что подумал? Вот если бы у нас, как у кузнечиков, уши были на коленках. Забавно, да?
Лесь тут же представил себя с ушами на коленках – почему-то красными и мясистыми. Ничуть не забавно. Вот издевался бы Вязников!.. Лесь посмеялся, чтобы поддержать в Ашотике веселое настроение, но потом не удержался:
– Тебе тут же натерло бы уши штанами… Неужели тебе не жарко в таком костюме? Свариться можно…
– Это из-за котят. Они прыгают на колени, царапаются, – виновато объяснил Ашотик.
– А свитер-то?
– Ну… мне правда почему-то все время зябко, Лесь… – Ашотик сильно поскучнел. И Лесь пожалел, что завел этот разговор. Он понял, в чем дело. Вернее, почувствовал: зябкость у Ашотика от ощущения беззащитности. Свитер – как плотная оболочка, в которой Ашотик хочет укрыться от бед и жестокостей, о которых помнит и которых боится. Потому, что не доверяет этой жизни. И солнцу не доверяет, и лету. И людям… Ему, Лесю, Ашотик доверился, а он – с дурацким вопросом…
– Ты не обижайся…
– Что ты, я ни капельки… А можно еще посмотреть часовой механизм?
Они опять оказались в полутьме сарая. Вдвоем крутнули медную рукоять – подзавели пружину. Ашотик сел на корточки и стал смотреть, как у пола ходят туда-сюда метровые полукольца горизонтального маятника: щелк-дзынь, щелк-дзынь…
И вдруг спина у Ашотика вздрогнула.
Лесь – будто подломился – стремительно сел рядом:
– Ашотик, ты что?
У того на вельветовое колено упала капля.
– У тебя… болит что-то?
– Нет, ничего… – Ашотик всхлипнул. – У меня бывает такое… Не сердись, пожалуйста.
– При чем тут «не сердись»! Я… просто не знаю, что делать…
– Ничего не надо делать. Сейчас пройдет… Это как-то само собой случается. Даже на уроках. Меня сразу отпускают из класса.
Лесь потерянно молчал.
Ашотик мохнатым рукавом вытер глаза. Прошептал:
– Можно, я теперь пойду домой?
– Как хочешь. Только я еще телескоп тебе не показал…
– Потом. Если разрешишь, я еще приду…
Це-це на дворе развешивала белье.
– Лесь, миленький! Ты все гуляешь, а уроки сделать ты успеешь? Вам много задали на завтра?
– О, Господи! Завтра воскресенье!
– Ну, не сердись, не сердись. Я же только спросила…
– Я провожу Ашотика.
Вышли за калитку, спустились на тротуар. Ашотик был притихший, виноватый. Чтобы как-то его встряхнуть, Лесь спросил:
– Кузя тебе понравился?
Ашотик расцвел на ходу. Сразу.
– Очень понравился!
И тогда Лесь решительно пообещал:
– Я подарю тебе такого же. Который скоро вылупится.
Нет, он не забыл про Гайку, но отпустить Ашотика без всякого утешения… Ну, никак нельзя.
Ашотик остановился. В глазах – недоверчивое счастье:
– Не может быть…
– Отчего же не может? Подарю. И ты научишь его всяким фокусам. И чтению, и математике…
– Обязательно! – Ашотик даже запританцовывал. И вдруг потянул через голову свитер. – И правда, Лесь, жара какая…
Оркестр в городе, который снится
Проводив Ашотика, Лесь вернулся домой и забрался на пологую крышу пристройки. Волнистые плитки оранжевой черепицы были теплыми от солнца и пахли, как печные кирпичи. На крыше стояла похожая на скворечню будочка из досок. В ней Лесь хранил кое-какое имущество.
Лесь приспособил к двухметровой рейке маленький блок, пропустил через него веревку. Прибил рейку к стене будки – получилась мачта. На нее Лесь поднял желтый с черным кругом флаг. С моря потянул ветерок, флаг шевельнулся, хлопнул.
Звякнула калитка, сипло тявкнул Пират. Лесь глянул вниз. В калитке стояла Гайка с большущей книгой под мышкой. Пирата Гайка не боялась, тем более что он уже махал хвостом. Гайка смотрела вверх на Леся. Чуточку виновато.
– Я… вот… нашла тот самый словарь. Где про гульку.
– Забирайся сюда, – велел Лесь. Он не удивился, что Гайка пришла. Она обрадованно полезла по приставной лестнице. Лесь потянулся навстречу, ухватил пудовый том.
