– Ой-ой, какие мы изящные! Так и скажи, что без разговора про творчество Блока у тебя не встаёт, ха-ха-ха!
Витька Шляпин хмыкнул и встрял:
– Дети вы ещё. Студентки вам, цветочки, романтика. Нормальному мужику кто нужен? Разведенные бабы с хлебозавода. Или с молочного комбината. Вот они – с понятием: и накормят, и бутылочку поставят. И уговаривать их, стишочки читать, не требуется! Сами в койку падают. Салаги вы, короче.
Вацлав расстроился:
– Ну, это всё хорошо, но мне одному уходить скучно. Напарник нужен. Да и Ленка, опять же, просила…
– А ты Пруху с собой возьми. А то скоро лейтенантом станет, и ни разу в самовольной отлучке не был, позорище! Эй, Игорь! Прухин! Иди сюда. Блин, не слышит ни хрена после контузии.
Пруха, тупо улыбаясь, подошёл. Долго не мог врубиться, чего от него хочет Скачек. Наконец, Вацлав довёл свою мысль до инопланетянина максимально чётко:
– Короче, товарищ курсант! Приказываю отбыть вместе со мной в самоволку с целью бескорыстной помощи генетическими материалами комсомолкам СИНХа! Кру-гом! Шагом марш в бытовку, приводить себя в порядок. Сапоги тоже почисти, чмошник.
Марат озабоченно спросил:
– Вацлав, спалиться не боишься? Вдруг проверяющий припрётся?
– Не ссы, всё продумано. На вечерней поверке за нас крикните. Мы часикам к трём ночи вернемся, если чужие будут в роте – вывеси на балконе в учебном классе простыню. Я тогда пойму, что явка провалена. Подойдем вниз и свистнем, на простынях нас поднимете.
– Ладно. Успехов, не забудь там палочку за меня кинуть.
* * *
У проверяющего, подполковника из учебного отдела, голова шла кругом: пересчитать курсантов четвёртой роты никак не получалось. Выпускникам разрешалось готовиться после отбоя к госэкзаменам, поэтому движение в ночной казарме не прекращалось ни на минуту.
Сначала он пересчитал по головам всех, кто спал на койках, включая предусмотрительно пригнанных Маратом первокурсников, которые заменили самовольщиков. Потом прошелся по учебным классам. Заглянул в туалет и бытовку, добавил посчитанных в спортивном закутке фанатиков, кидающих «железо» по ночам… Так как процесс шел небыстро, то некоторых он посчитал по дважды, а то и трижды: сидит человек за книжками – это «раз», пошел покурить в туалет – это «два», на обратной дороге в класс он же штангу поотжимал – это «три»…
Проверяющий был в растерянности – курсанты размножались на глазах. В первый раз получилось сто пятьдесят пять человек, во второй – уже под двести, при том, что по списку должно было быть сто сорок…
Отчаявшийся подполковник взял стул и сел напротив входа в казарму. Теперь самовольщикам незаметно проскользнуть не удалось бы до самого подъёма…
* * *
– Тьфу ты, чёрт. Темно, как у негра в жопе. Деревьев тут понавтыкали.
Две тени выползли из уктусского леса к училищному забору.
– Пруха, помоги, высоко. Да блин, тормоз ты грёбанный! Аккуратнее, тут колючку солидолом намазали, изобретатели.
Перемахнули через забор и двинулись в сторону казармы. Вацлав продолжал вполголоса ругаться:
– Господи, какой же ты всё-таки придурок! Баба на тебя чуть ли не сама залезала. Чего ты залип, засранец, а?
– Товарищ сержант, да я засмущался чего-то…
– Идиот! Какой я тебе сержант? Через два месяца оба лейтенантами станем! Ленка ржёт, спрашивает, где я такого лоха музейного откопал… Навязался ты на мою голову!
– Так я это… Вы же сами приказали с вами идти, товарищ сержант.
– Ы-ы-ы, полудурок! Вацлав! Вацлав я тебе, а не товарищ сержант!
В темноте обозначалось движение, звякнуло железо, срывающийся тонкий голос пропищал:
– Стой, кто идёт?! Стрелять буду!
Скачек поймал за рукав пытающегося убежать Прухина и крикнул в ночь:
– Спокойно, салага, свои! Господа офицеры идут, четвёртая рота! Не бзди.
– А… Удачи!
Подошли к тыловой стороне казармы, обнаружили белеющий в ночи знак тревоги на балконе учебного класса.
– Вот блядь! Засада. Ты, Пруха, смени фамилию, чтобы в заблуждение порядочных людей не вводить. Одни неприятности приносишь. Свистеть умеешь?
– Никак нет.
– Хреново. Я тоже не умею. Давай, как умеешь.
Ночь наполнилась удивительными звуками, способными довести до воспаления мозга любого орнитолога.
– Фррр! Фррр! Хью-хью! Ш-ш-ш-ы! Да блин, чего делать-то?
* * *
– Товарищи члены Государственной комиссии, курсант Тагиров к сдаче экзамена по партийно-политической работе готов!
Экзаменаторы выглядели очень странно, а самый злой представлял из себя натурального ворона, торчащего покрытой чёрными перьями шеей из генеральского мундира.
– Ну-ка, карр – кур-р-рсант, рр-аскажите о политических р-работниках в войске Вещего Олега!
– Не… Не могу знать о таких, товарищ генерал!
– Позор-р-р, карр-кур-р-рсант, а волхвы? Оценка два!
Генерал взмахнул крыльями, подлетел к Марату и начал долбить в голову острым кривым клювом. «Вылитый Скачек!» – подумал Тагиров и проснулся.
Часы показывали полпятого утра. Марат спрыгнул с койки и выбежал босиком на центральный проход.
Казарма пыхтела, сопела и бормотала во сне. Все звуки перекрывал мощный храп раскорячившегося на стуле у входа подполковника…
Марат выскочил на балкон. Внизу, освещенные серым предрассветным небом, скрючились замерзшие и охрипшие Вацлав и Игорь.
– С-с-скотина ты, Тагиров! Мы тут сдохнем скоро. Поднимай давай.
– Сейчас, ребят на помощь позову.
Технология была отлажена давно – скрутили и связали простыни, сбросили вниз. Скачек принял и ловко обхватил вокруг тела конец.
– Вира помалу!
Покряхтели, подняли. Вацлав перевалил через перила и дал Марату щелбан.
– Тормоза! Один бабу оприходовать не может, другой дрыхнет!
С Прухином оказалось гораздо сложнее – под шипящий мат товарищей он долго путался в простынях. Наконец, обвязался. Начали поднимать.
– Ну ты, сука, тяжеленный! Взяли! Ещё – взяли.
Простыни опасно трещали. Жилы надулись, искаженные натугой лица побагровели…
Игорь попытался помочь, оттолкнулся от стены сапогами и начал раскачиваться.
– Придурок, не качай!
Простыни взвизгнули и разорвались. Раскорячившийся Пруха пролетел восемь метров, грохнулся на асфальт и застонал.
Вацлав сплюнул вниз.
– Сходили на блядки, блин. Пошли за ним, проверяющему сдаваться.
* * *
