Потом Яковлевич принес программу установки тотального видеоконтроля по всему заводу.
– Вот, Валерий Никитич, тут и тут камеры, и здесь тоже. Никуда, суки, не скроются!
– Блин, мент – он и есть… А в сортире тоже поставишь?
– Я рад, что вы меня поняли. Вот, здесь секретный план установки в раздевалках и туалетах. И в душевых, но там надо видеокамеры водозащищё…
– Во-о-н! Пошёл на хрен! Ты ещё в очко каждому загляни!
– Зря вы так. Ребята рассказывали, на зоне в жопах такое прячут!
– Ага, слябы на полторы тонны! Валки со стана двухметровые! Во-о-н!
Никитич вытер побагровевший лоб.
– Он, конечно, мент поганый. Но хоть порядочный. И воровать, вроде, меньше стали.
* * *
За получкой в банк обычно ездила кассирша с директорским водилой – никому и в голову не приходило, что грабители позарятся на пролетарские кровные. Гранд-охранник Яковлевич по этому поводу глубоко возмущался и требовал купить броневик для перевозки нала и вооружить охрану минимум пулемётами.
Перед Новым годом обналиченная сумма удвоилась (тринадцатую зарплату решили выплатить до праздников). Кроме того, Никитичу в банке выделили сотку грина на покупку квартиры для дочки. Словом, сумма набежала приличная, и директор поддался на уговоры охраны усилить бдительность.
– Водителя и кассира не возьмём, Валерий Никитич. Задание опасное, поедут только проверенные люди!
– Харэ страху-то нагонять. Подумаешь, сумку денег привезти. Поскорее давайте, а то народ упьётся, расписаться в ведомости не сможет.
Никитич с челядью прошел по цехам, поздравил людей. Секретарши в это время накрывали поляну в зале совещаний. Водку и шампусик, как обычно, притащил Коля – директорский племянник, открывший магазин в ста метрах от проходной. Через него по-родственному продавался заводской продуктовый бартер, да и официозные пьянки давали постоянный сбыт.
Через час урытые руководители расползлись кто куда. Главный технолог, как всегда, наблевал на галстук, начальник ОТК и директор по производству привычно подрались…
Багровомордый Никитич что-то втолковывал Марату, когда в приёмной завизжала секретарша.
– Уби-и-ли!
В кабинет ввалились охранники, волокущие окровавленного Яковлевича, и уронили его в кресло.
– Напали, гады. В чёрных масках. Деньги забрали. Всё, до копеечки. Я их найду, блядь!
Героический начальник охраны хрипел, пускал окровавленные пузыри и показывал на пальцах, как он будет рвать оборзевших грабителей.
Вмиг протрезвевший Никитич рухнул в кресло. Где теперь деньги брать? Бунтующие работяги – это тебе не Октябрьская революция, это на самом деле страшно… А с квартирой дочкиной теперь как?
Трубку зазвонившего телефона он снял машинально.
– Дядя Валера, это Коля! Ушел, слава Богу, сок гранатовый! Весь ящик! Спасибо охранникам вашим.
– Какой на хрен Коля? Какой сок?!
– Дядя Валера, вы чё, не в себе уже? Племянник ваш, Коля я. Вы ругались, что я никак сок этот гранатовый продать не могу. А ваши охранники с начальником пять минут назад весь ящик взяли, вышли на улицу и ну давай друг друга поливать! Хихикают… Весело вам там, да?
Марат с интересом наблюдал, как по воздуху летят друг за другом телефон, пресс-папье, стакан и празднично, с брызгами, разбиваются о голову вмиг выздоровевшего Яковлевича, а потеки гранатового сока перемешиваются с уже натуральной юшкой.
* * *
Никитич грустно оглядывал осиротевший без телефона стол. Марат продолжал:
– А вот английскую королеву гурки охраняют. Чурки индийские, сами маленькие, а злые, все с ножиками. А папу Римского – швейцарские гвардейцы. Их специально из немецких кантонов набирают, чтобы они по-итальянски не понимали и не могли с местными договориться.
– Не, неруси – это хорошо. Вот у меня в роте два казаха служили. По-русски ни бельмеса. Их как-то в караул поставили, так не могли двое суток с поста снять – они никого, даже начальника караула, не пускали.
– Собаки – тоже нормально. Вот бы из них охрану!
– Не понял. Козлы – это просто менты, гиббоны – менты гаишные. А собаки – тюремщики, что ли?
– Да нет. Обычные собаки. С хвостом.
Никитич дрожащими пальцами долго шарил в мятой пачке из серого картона, и, наконец нащупал расхристанную беломорину.
– Что ты там про собачек говорил?
Марат отогнал ладонью вонючий дым.
– А то, что лучше любой охраны. Читать пропуска вот только не умеют… Но можно пропуска с запахом сделать.
– Это как?
– А вот как…
Но это – уже другая история.
Декабрь 2007 г.
Литейщик
Леночка зашла в отдел, обвела лучистым взглядом убогую обстановку.
– Мальчики, а где главный технолог?
Блин, ну до чего хороша! Ладненькая, вместо юбки – узкая обтягивающая подъёбка, пупок с пирсингом наружу. Тёплая смуглая кожа покрыта еле заметным золотистым пушком. Страшно за себя становится: руки сами под юбку тянутся, независимо от обремененного моральными устоями организма.
Зачем её охрана на завод пускает? Работать же невозможно.
Витёк подскочил, как теннисный шарик, – маленький, кругленький. Везде пролезет. Причём без мыла.
– Ах, красавица! Если вам нужен технолог, то мы выроем его из-под земли! Отмоем, реанимируем и представим пред ваши прелестные очи!
Леночка посмотрела сквозь него, брезгливо прикусив розовую пухлую губку.
– Типа, пошутил? Отдохни, убогий. Главный появится – скажи, чтобы в коммерческий позвонил.
И зацокала шпильками, удлиняющими стройные ножки до бесконечности.
Витёк выскочил следом в коридор, восхищенно полюбовался манящим танцем ягодичного дуэта. Почмокал и выдал:
– Блин, зачётная соска! Я б ей присунул.
Скромник Олег Суслов, тоже дипломник, вдруг обиделся:
– Ну, и что тебя останавливает? Сказать? Просто ты ей ни разу не всрался.
– Не, просто времени жалко. Слишком выпендрёжная. У меня и так тёлок – как в общаге тараканов. Только свистни – табуном прискачут.
– Тараканы прискачут табуном?!
– Да пошел ты, дрочер. Сначала живую бабу понюхай, ботаник, а потом и хавало разевай.
Олег обиженно засопел, нащупал в кармане пачку «Петра» и пошел в курилку. Стыдно, конечно, в двадцать два года, да ещё в наше время, быть девственником. И ростом Бог не обидел, и не урод вроде. Но с девчонками – полный швах. Олег их всегда жутко стеснялся. Заикался, косил глазами в разные углы, потел и прятал руки… Стеснялся нищенских шмоток, восьмиметровой каморки в коммуналке, мамочки-библиотекарши, вечного безденежья. Ладно, хоть с преддипломной практикой повезло. На заводе доплачивали к стипухе две тысячи, а могли вообще не платить.
