Тагиров кивнул на прощанье и вышел. Постоял на улице, приходя в себя.
Перед глазами светилось белое личико и тонкие, прозрачные пальчики.
* * *
Серебро оказалось советское, высокой пробы, так что старьевщик дал хорошую цену. Хамба, совершенно вымотанный событиями этой ужасной ночи, собрал последние силы, добрел до юрты на окраине, где вчера резали барана. По обратной дороге зашел в магазин. Потом терпеливо ждал врача у входа в больницу. Тот сначала отказывался от смятого комка тугриков. Потом неохотно взял, пообещал вечером прийти, осмотреть дочку и жену, принести лекарства из своих запасов – в аймачной аптеке ничего не продавали, кроме бинта и зеленки.
Хамба наконец доковылял до своей юрты. У входа остановился, прошептал молитву духу очага. Потом еще отдельно – добрым богам, оберегающим цветы и детей. И всех вместе поблагодарил за дар, позволивший купить то, что положено для отмечания праздника «Цаган Сар». Теперь все будет хорошо.
Вошел. Жены внутри не было. Мешок с бараньей ногой, плиточным чаем и другими гостинцами положил у входа, похромал к деревянной люльке. Солнце уже поднялось высоко, столб света проникал через круглое потолочное отверстие. Попадавшие в него струйки дыма от очага причудливо извивались, будто танцующие на хвосте призрачные змеи.
Хамба протер грязными пальцами слезящиеся глаза. Пригляделся, любуясь.
Гоецэцэг лежала на спинке, светлый кружок ее прекрасного личика излучал спокойствие и умиротворение. Тонкие, словно степные былинки, ручки лежали поверх ветхого одеяла, не шевелясь.
Хамба вздрогнул. Ночное воспоминание сковало волю, лишило дыхания. Застонав от ужаса и напряжения, хромой поднялся, опираясь на здоровую ногу. Потянулся к дочери.
За все время, пока он ей любовался, девочка не шелохнулась, не пошевелила тонкими пальчиками. Ни разу.
– Гоецэцэг! Доченька моя, проснись…
Хамбе казалось, что он кричит, но онемевшее горло издавало только шипение.
Боги отвернулись от земли. Они равнодушны. Им не знакомо ужасное чувство утраты самого дорогого. Единственного, дающего смысл жизни.
Монгол покачнулся. Схватился за край люльки. Не удержался и упал…
Сзади звякнула дужка ведра. Жена, принесшая воду, тихо заругалась:
– Ты лишился последнего ума? Девочка всю ночь плакала, мучилась животиком, только недавно заснула.
Потревоженная Гоецэцэг открыла глаза. Обиженно скривила розовые губки, захныкала.
– Ну вот, дурак, разбудил все-таки.
Жена подошла к люльке, взяла ребенка на руки. Шепча ласковые слова, вынула из халата плоскую бледную грудь с черносливиной соска, всунула.
Дочка зачмокала.
Хамба сидел и улыбался, слушая эти звуки. Самую прекрасную музыку на свете.
* * *
Ольга сидела у Марата на коленях, притихшая. Царапала ноготком звездочку на его погоне, думала о чем-то своем.
– Ты сегодня грустная, маленькая. Плохое настроение?
Она слегка отстранилась, поглядела ему в глаза. Вздохнула:
– Ты ведь там был? Видел девочку? Весь гарнизон только об этом и говорит.
Тагиров ответил не сразу:
– Да. Видел. Я не хочу обсуждать это.
– Это ужасно, – Ольга порывисто вскочила с его колен, встала к окну. – Я сегодня почти не спала, думала об этом. Не хотела тебе рассказывать… У меня был ребенок, сын. Очень давно. И я его потеряла.
Ольга Андреевна плакала беззвучно, и от этого было страшно. Не прикрывала лица, не хлюпала в платочек. Стояла, отвернувшись к окну, закаменев, а слезы катились.
Марат подошел сзади, обнял за плечи. Шептал какую-то ерунду. Что младенец не мучился, просто замерз и заснул. И если ее не хотели родители – может, это единственный правильный выход для девочки. Лучше так, чем расти в мире, где тебя никто не ждал и не любит.
Ольга успокаивалась. Уткнулась в грудь Марата. Тихо сказала:
– Спасибо тебе, родной. С тобой так… надежно. Не хочется думать о плохом.
– Вот и не будем, – нарочито бодро сказал лейтенант, – я с Димкой Быкадоровым договорился. Он семью повезет в Улан-Батор, ключи обещал от квартиры. А то надоело уже в военно-полевых условиях.
Ольга обрадовалась:
– А когда он уедет?
– Через две недели.
– Это невозможно долго, – Ольга подмигнула, – у меня есть предложение получше.
Тагиров осторожно сказал:
– Я знаю, что Николай Александрович уехал в командировку на два дня. Но к вам домой я не пойду. Ни за что. Пойми меня, маленькая.
– А вот и не угадал! – Ольга рассмеялась. Будто и не плакала пять минут назад.
Подошла к своему столу, достала деревянную колобашку с болтающимся на металлическом кольце двумя ключами. Показала Марату:
– Что это, по-твоему?
– Похоже на ключи от номера в гостинице, – Тагиров пожал плечами. – Солнышко, ты же не предложишь нам идти в гостиницу? Где дежурная на каждом этаже. С тем же успехом можно кровать посреди гарнизона поставить – все будут знать через пять минут.
– Ах, это заманчиво – посреди гарнизона, – женщина игриво улыбнулась. – Не бойтесь, лейтенант, вашей тайне ничто не угрожает. Это – ключи от генеральского люкса, а там, как известно, отдельный вход. И дежурная уходит домой в шесть вечера, а приходит в девять утра. Свидетелей нашего грехопадения не будет.
– Подожди, – не понял Марат, – ты выпросила ключи у Галины, что ли? А она никому не расскажет?
– Не расскажет. Потому что не знает, что ключи у меня. Она сумку в моем кабинете забыла, – Ольга вздохнула. – Она вообще в последнее время в прострации. После того, как Вязьмин умер. Окончательно за собой следить бросила. Правда, почти не плачет. Куда-то в степь ходит, чуть ли не каждый день. Странная совсем стала.
Тагиров сказал:
– Ты хулиганка. Если нас поймают в генеральском люксе – скандал станет украшением исторических хроник гарнизона, и легенду о нем будут передавать из поколения в поколение.
– Ага, – радостно кивнула Ольга, – только не поймают. Ты же – ловкий пират, а я – твоя испорченная подружка. Грабить дамские сумочки уже научилась – лиха беда начало!
Свет не включали. Хихикая, поднимались по скрипящей лестнице, держась за руки, как дети в комнате страха. В кромешной темноте двигались на ощупь, замирали от каждого постороннего звука. На втором этаже дело пошло веселее: уличный фонарь помогал любовникам, заботливо расстилая дорожки желтого света. Дверь люкса Марат открыл без труда.
Марат рассмеялся:
– И чего шепчем? Никто же не услышит.
– Потому что страшно, – пояснила Ольга, – мы тут, как Герда и Кай во дворце Снежной Королевы. Или где похуже. В замке у злого тролля, который нас совсем не ждал. Поймает – и сожрет.
