– Какую правду?
– Ту, которую ты мне только что рассказала: что скучаешь по нему, беспокоишься, хочешь знать, как его дела, все ли в порядке.
Позвонить она так и не смогла, зато к вечеру, почти дожевав очередную ручку, решилась послать ему смс-сообщение. Он ответил не сразу.
Как же она ненавидела ждать! Из-за невозможности переносить ожидание она столько глупостей в своей жизни натворила. Все потому, что ей никак не удавалось продолжать жить, пока все не прояснится. И ничего нельзя было с этим поделать. В этот раз в своем жизненном календаре она могла перечеркнуть полтора часа своей бесценной жизни.
Он наконец позвонил:
– Аня, я так рад тебе! Как замечательно, что ты беспокоишься обо мне. Я даже не знаю, что сказать – настолько я рад!
Было приятно это услышать, Анна ощутила подъем сил, сладостное волнение… а потом услышала продолжение фразы:
– Я и правда пропал. Это потому, что у жены были проблемы. Понимаешь…
Холодный душ… Ведь о наличии такого персонажа, как его жена, Анна слыхом не слыхивала и по наивности даже не подозревала. И что можно ответить ему после всего этого? Ну хоть одну фразу для продолжения диалога! Ничего не приходит в голову… Анна молчала, будто в голове все слова превратились в ледышки и высыпались, весело звеня и побрякивая, оставив после себя лишь гудящий холод.
Он заскочит к ним завтра в обед, и они обо всем поговорят. Хорошо? Хорошо. Поговорят. Вот только о чем. О его жене и ее проблемах? Она была в шоке. Она была так поражена, что неожиданно для себя самой начала смеяться, хохотать, – одна в квартире, в голос, сползая вместе с диванными подушками: рыдать, видимо, уже совсем надоело.
Она опять не спросила про то, как и с кем он живет, как себе представляет будущее. Ничего не спросила. Просто придумала все сама. Выдумала себе человека и жила с этой сказкой, пока реальность не настигла ее, точно большая океанская волна, смыв начисто тщательно выстроенный песочный замок ее иллюзий. Ну и Анна! Ну, ты даешь! Снова угодила в свой же собственный капкан!
«По крайней мере, ты уже смеялась над собой, и смеялась по-доброму, а не ругалась и не уничтожала всех подряд: и себя, и его, как ты делала это раньше! Большой прогресс!» – написала ей на это Вера.
«В чем прогресс-то? Я же опять вляпалась. Опять подставилась и вляпалась! Ты много таких дур видела? И что я ему скажу, когда он “заскочит” к нам на обед?»
«Не понимаю, что такого особенного случилось и куда ты вляпалась? Что изменилось после того, как ты узнала, что он женат? Женатые что – не люди? Ты же сама говорила, что если не рассматривать его как кандидата в твои женихи, то и разговаривать с ним можно. Почему ты не можешь продолжать с ним общаться? К тому же ты ничего не знаешь о том, как они живут со своей женой. Может, они на грани развода. В любом случае, мне кажется, прежде чем доставать шашку и рубить все подряд, как ты это любишь, следует для начала поговорить с ним о том, как он живет, о чем думает и так далее. Ведь порвать и закончить отношения можно всегда. Дурное дело – не хитрое, как любил говорить мой папа. А если пробовать оставаться в отношениях, несмотря на то что они развиваются не по тобой установленному сценарию?»
Женат… Анна пыталась распробовать это слово на вкус. Горькое. Залежалое. Противное. Женат – это значит, что он кого-то уже любил, причем настолько сильно, чтобы дать клятвы, связать с человеком жизнь, строить вместе с ним свое будущее. Для его жены, конечно, это слово звучит как гарантия того, что будут любить именно ее и больше никого другого. Гарантия исключительности. Это именно то, чего ей самой так не хватало. Ну почему никто не желает дать все это ей, Анне? Ну чем она так отличается от других женщин? Почему он выбрал когда-то свою жену? Чем она лучше?
Он женат, но не на тебе. Как с этим жить? Анне приходил в голову только один выход, простой и привычный: послать его к черту. Встреча с психотерапевтом только через неделю, а с Сергеем, скорее всего, завтра. Но что, если Вера права и можно попытаться продолжить общение как ни в чем не бывало? Послать к черту всегда успеет, это верно.
Ну что ж, попробуем. Во всяком случае, это интереснее, чем впадать в депрессию и умирать от тоски, как это было раньше.
Ночью ей приснился шторм. Она лежит на деревянном плоту, крепко вцепившись в бревна, и понимает, что не может бороться с бурей. Надо просто смириться, стать плотом, тогда есть возможность выжить. Ей страшно, но не за себя, а за какого-то юношу, который пытается встать на ноги. Она видит его боковым зрением и изо всех сил кричит: «Не вставай, просто держись крепко! Буря скоро закончится! Просто держись!». Но ветер заглушает ее голос, и в следующий миг она уже остается одна, совсем одна в бушующем ночном море.
* * *
Вся осень ушла у них на чертежи. Старый рыбак пытался вспомнить все, что было связано с его первым морским путешествием. Его воспоминания были отрывочны и скупы, но само его присутствие поддерживало Ганса. Ведь в его голове рождались все новые идеи, и ему было так важно просто обсуждать их или рассказывать кому-то, кто в состоянии был их оценить и понять. Ганс сначала пробовал привлекать к этой работе других рыбаков, но все, что они знали, – это, скорее, знания о море и его повадках, течениях, но не о кораблях. Ему почти все пришлось изобретать и рассчитывать самому. Все это увлекало его настолько, что даже тоска по солнцу или глубокая печаль по Себастьяну и чувство вины, с которыми раньше было так непросто свыкнуться, теперь уходили на второй план.
Корабль было решено строить на том пологом берегу, откуда в свое время отправились в первое плавание двое смельчаков. Людей для рубки леса можно было переправить на лодках вдоль берега, чтобы не подвергать их другой опасности – пропасть в болотах. Якоб торопился. К концу осени деревьев было уже нарублено предостаточно, но лесорубов и плотников Якоб решил не отпускать назад в Город: ведь эти десять человек тоже видели солнце, и если бы в Городе поползли слухи и началась смута, Правление точно запретило бы дальнейшее строительство корабля. У строителей забрали все лодки и велели строить себе сараи и навесы для костров, для того чтобы они могли пережить зиму.
Ганс и старый рыбак приплыли к ним зимовать, выбив у Якоба все, что было нужно для того, чтобы зимовка не была такой мучительной. И все же им пришлось нелегко. С наступлением зимних бурь всякое сообщение с Городом прекратилось: ни одна лодка не решилась бы выйти в море. А запас еды быстро подходил к концу. Рыбалка, которая так выручала Ганса и Себастьяна летом, была невозможна, охота тоже не приносила особой удачи: звери и птицы с наступлением холодов ушли с этой части острова. Двенадцать человек остались совсем одни, отрезанные от остального мира.
В первые два зимних месяца они еще работали, обтесывая бревна для будущего корабля, на третий месяц у них уже совсем не было сил трудиться. Почти весь день уходил на попытки добыть еду, а с наступлением темноты они просто жгли костры, собираясь возле них под большими навесами, хоть немного спасавшими от промозглых ледяных дождей. Ганс со стариком рассказывали им о солнце и других землях все, что знали. Эти люди стали им семьей, и Ганс убедил их, что они тоже смогут отправиться в плавание, если захотят. Таков был его уговор с Якобом: все, кто захочет покинуть остров, поплывут с ними.
