Книга Абсолютная реальность, страница 54. Автор книги Алла Дымовская

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Абсолютная реальность»

Cтраница 54

Ладно, открою тайну. По нынешним временам это не тайна никакая вовсе. Истина сверкала простотой, обхохочешься. Не знаю, застали вы по возрасту это явление, в то мое время как раз оно расцвело махровым цветом, готовясь, на гумусе убийственного дефицита, принести свой ядовитый плод в будущий общий котел крокодильего беспредела. Короче, Темка был «советский» фарцовщик. Да-да! Мелкий, конечно. Сигаретами торговал импортными возле гостиницы «Интурист» и гондонами, тоже «мейд ин», а что? Бегал он очень даже проворно, от ментов. Все халдеи его в лицо знали, чуть кто спрашивал – «Мальборо» или там «Кэмел», или «сам знаешь что», отправляли прямиком: видишь, малец возле служебного подъезда трется, у него спроси. И спрашивали, и Темка им впаривал, различая всякого зверя по одежке, кому за пятнашку, а кому за четвертной. Швейцары и прочие смотрители порядка с него мзду не брали, ни процент, ни «гостевые», почему? Хозяин Темки и так им платил. Не только за Темку, разумеется. За девочек, за спиртное из-под полы, за карточный «развод», Темка на фоне этого бизнеса был мелочью пузатой, но зато – «козырная шестерка», а это много значило. Потому что, хозяин его был Армен Серый – говорят, так прозвали из-за присказки, с сильным кавказским акцентом, нарочно, Армен повторял, бывало: я чэловек сэрый, ваших ынстытутов нэ знаю. Когда так говорил, кто-то или умирал не своей смертью, или садился в тюрьму, или просто шел по миру сиротой. Авторитетный дядька и мразь распоследняя. Темка шестерил на него, но как-то с ухмылкой, без пиетета, дескать, служу самому! Не-а, Темка был парень умный, хоть и в тринадцать лет, быстро выучился, навроде меня, как жить самостоятельно и главное, в его случае, – как в одиночку выживать. Музыку он любил, не попсу дешевую, или даже не ту, что подороже. Он Гершвина любил. Еще Стравинского. Разбирался. А как же! Из современных нам – «тащился» от Стинга, от Гэрри Мура, на электрогитару старенькую накопил, сразу и купил, с рук, конечно, привел в порядок. Мечтал, вот через год стукнет ему четырнадцать, он сможет работать по закону уже, не полный рабочий день, но ему и не надо. Он пригрел себе место в ресторане «Кубаночка», заведение так себе было, сивушное, но для стартовой позиции подходящее – надо же где-то начинать! Обещали знакомые ему ребята из ВИА «Толькоквас» – их была точка – взять к себе в «лабухи», вторым подменным солистом, играл он хорошо, забойно, от души, и голос у него был шансонный, хрипловатый, низкий, такому «ломка» не страшна, а женщинам особенно нравится, значит, заказов от клиентов будет много, для общего «оркестрового» кошелька это как раз и нужно. Так что – в музыкальную школу он сам ходил и сам за нее же платил, семнадцать рублей в месяц, между прочим, не хрен собачий.

А веселый был! Знаете, есть такие люди. Очень, очень редкие. Которые даже в страшных для них вещах видят смешное, не потому что придурки, наоборот, чтоб с ума не сойти и другим рядом с собой не дать. Темка любую ситуацию мог так изобразить, так перевернуть с ног на голову, что держись, не то из трусов выскочишь. Театр Эстрады и Советский Цирк. Трахаться надо Хазанову, чтоб похожее в лицах представлять! А Темка, он сходу выдавал. Его однажды доберман покусал, здоровенный, что твоя собака Баскервилей, уколы, конечно, пришлось делать, а Темка для нас вспоминал – сплошная ржачка вышла, если по его рассказу: товар весь продал, уже домой засобирался, ну и отошел он под куст, тихо-мирно ширинку расстегнул, дело темным вечером было, не увидел, как тот пес стервозный подкрался, цапнул его за зад, молча, страшно, одним словом, собака! Укус на полжопы, джинсы в клочья, кровища ручьем, блин! Вроде, чего ж тут веселого, дело-то дрянь, но с Темкой – впрямь ухохочешься, глядя, что он за дурака валял. И как хозяин псины в истерике бился, скакал вокруг, что твой обкурившийся трубкой мира индеец, все поводком тряс, будто вешаться собрался. И как обиженно выл в унисон, прижавшись подлым своим брюхом к земле, доберман, которому как раз поводком по горбу попало – ах ты харя! ну на секунду отвернуться нельзя! И как прохожая жирная тетка кричала – покусали ребенка! – тормошила Темку: твоя мама где? думала, он маленький еще, печенье ему совала, дура, – а он ее послал как раз по матери, только ментов на бабий крик не хватало! И как молоденькая врачиха в травме впала в культурный шок – сходил, говорит, по малой нужде, а с «переляку» вышло, что по большой, штаны-то он не поменял. Но он и вправду испугался, только страх свой прогнал, смог прогнать, и с другими также, скажет чего, все за животики держатся, и ужас, черный, давящий, отступает куда-то. Вот разве со мной у Темки не получилось, он не старался даже. Понимал, наверное, что у всякого веселья на земле есть предел, где не страх уже бал правит, а настоящее человеческое горе.

Середина дня тогда была. Обычного дня, рабочего. Рыбный постный четверг. Я как сейчас помню, и всегда помнить буду. Стояла чумовая жара, градусов сорок, наверное, от пылищи дышать невозможно было. Зачем, куда она пошла тогда? Замдиректора огромного института – вот за каким хреном, простите, надо было ей самой по этакому аравийскому, верблюдному пеклу!??? – я, понятно, тогда кричала, всем сочувствующим в лицо, по злобе, с отчаяния, от неизбежной безысходности. Пошла-то она по делу. Институт ее стоял на центральной улице, что твой чикагский небоскреб, стеклянное чудовище и местная монструозная достопримечательность, а напротив общественная столовая имени революционного деятеля Шаумяна, или кого-то еще того же рода, не важно. Короче, в той столовой надо было организовать дневное питание для рабочей делегации из Южной Кореи, то ли мы им проект торговали, то ли они нам собирались впарить свои станки и приборы, но накормить полагалось по высшему разряду. Мать и вышла проследить, свой глазок смотрок, времена крутые, нефть в цене гробанулась – дешевле минеральной воды «Нарзан», взаимовыгодное сотрудничество никак нельзя было упускать. Не одна она, конечно, вышла, с ней еще секретарша Ланочка, и представитель партийно-идеологической стороны, дядька какой-то, я не помню.

Ее даже не на дороге убило. Нет. И не местный, и не таксист какой-нибудь, понаехало к нам в город тогда, из Нагорного Карабаха, будто весь он в полном составе на приморскую равнину с ихних снежных хребтов переселился. Только тех беженцев никто не жалел, наоборот, местные не чаяли уж как избавиться, наши южные тетки плевались вслед – чтоб вам всем передохнуть, окаянные, чего приперлись. Потому что выгнанные карабахцы были именно что «чурки», иного слова не подберешь, наглые, денежные, беспредельные, наверное, все честные и порядочные армяне и азербайджанцы, которых в этот убойный блудняк втравили «взападло», остались свой родной дом защищать, а шваль всякая к нам переехала. Я не против беженцев, не подумайте, я давно всякую беду научилась понимать. Но раз попросился в чужую Тулу, пустили как человека, то засунь свой самовар себе в …, именно туда, и сиди тихо, уважай принявших тебя людей, на работу иди, где с девяти до шести, а не шныряй по рынку с «волыной». Машины у них само собой, появились тут же, естественно «Волги», тяжелые огромные сухопутные катера-убийцы. Потому – пришлые ездить на них по городу ни фига не умели, рулили, как придется, скорость сто, магнитола орет в открытые окна, сигарета в зубах, печатка золотая на волосатой лапе, так они ездили. Вот один, сука, падла, тварь и пидор распоследний! Доездился в тот день. Что мохнатую его ср…ку в аду теперь на вертеле приходуют, моими молитвами, то мне утешение небольшое. Летел он через собственную крышу, горный шизанутый орел – перед тем врезался со всей е… дури боком в светофор, а затем через чугунное ограждение. На тротуар. Ланочка рассказывала, после похорон, когда ее трясти хоть немного перестало, бедняжку, – моя мать, она ведь оттолкнула девчонку в последний момент, а сама уже не успела отбежать, ее накрыло, в мокрое место, дядька партийный тоже, с переломами обеих ног, все равно дешево отделался. Только для нашей маленькой двухместной семьи настал полный Конец Света, или иначе Апокалипсис, прямо библейский, такой же безбожный и безжалостный. Ну, что бога нет, я и сама давно догадывалась, мне доказательство было ни к чему. Но мой идеальный мир тогда в первый раз не устоял, дал трещину. И не трещину даже, разошлась, можно сказать, твердыня земная по швам, с треском. В открывшийся разлом ухнуло в тот «расстрельный» день главное – моя вера в свои силы и в конечную победную справедливость их употребления. Потому – борьба за светлое будущее хороша то тех пор и границ, пока идет на крошечном пятачке, где всего какие-нибудь галактические секунды действуют придуманные тобой правила, и всегда борьба эта заканчивается бессмыслицей хаоса, который вот так, от балды, что называется, налетает по своей загадочной воле и сметает все тобой устроенное и отвоеванное в тартарары. Не то, чтобы не нужно стало вдруг воевать за себя или за другого, лишним для меня сделалось – ожидать хоть какого-то толка или оправданного жертвой результата от этой войны. Надежда – хорошее и светлое слово, но с чего кто взял, будто подразумеваемый под ней счастливый итог вообще осуществим? Тут хоть тресни, но то, что тебя сожрет и сломает твою жизнь, приходит внезапно неведомо откуда, и уходит туда же, чтобы непременно вернуться вновь.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация