— Сама не знаю, — не дожидаясь вопроса, ответила Рахиль Файнзильберминц. — Когда этот гад необрезанный начал вытрясать из вас последние манатки, я вспомнила… я захотела… самопроизвольно, и… пальцы сами нашли курок, всё.
— Всё?!
— Ой, в чём вы меня подозреваете? Не из-под юбки же я её достала…
— Не знаю, не знаю… а ещё есть?
— Вот прям сейчас посмотрю! — огрызнулась бывшая военнослужащая и, резко встав на ноги, одёрнула балахон. Вид молодой девицы в белом, с горящими глазами и винтовкой ВС Израиля наперевес по идее отбивал желание задавать глупые вопросы, но подъесаула это волновало мало. Практически не волновало, если уж совсем откровенно… Он и смотрел-то в другую сторону, туда, где из зарослей бамбука показались люди. Немногочисленная делегация пёстро одетых разновозрастных лиц явно индусской национальности. Поэтому выяснение вопроса, откуда у евреев в Раю огнестрельное оружие, естественным образом отложилось на потом. Над ухом подъесаула раздался характерный щелчок взводимого курка…
— Это же люди!
— А если арабы?! — невозмутимо ответствовала Рахиль, вновь поднимая ствол. — Ладно, шучу, не делайте горькое лицо и боль в глазах… Я тоже буду их посмотреть.
Группа индусов (две женщины в возрасте, длинноногий юноша, трое детей и благообразный дедушка с внешностью Раджива Ганди) осторожно обошла наших героев и кружочком обступила поверженное чудище. Юноша храбро потыкал его бамбуковой палкой в кривой коготь на красной ноге.
— Дохлое, — не выдержала убийца монстров. — После такой очереди, практически в упор, по жизненно важным органам надо быть убеждённым кретином, чтобы таки не сдохнуть!
Индусы переглянулись, так же стадно перешли к ней и рухнули на колени, надрываясь в переливчатом плаче.
— Ой, спасибо-о… Это у вас такое громкое горе или глубокая радость? Иван, я имею смутные подозрения, что застрелила их домашнюю зверюшку…
Подъесаул невнятно пожал плечами, дескать, сами виноваты, завели бы хомячка или морскую свинку. Лысый старец первым сообразил приподняться и что-то страстно залопотал.
— Ты какой язык в школе учила?
— Французский, на идише разговаривала дома, по-русски на улице и в обществе. То есть индусский точно нигде не практиковала.
— Я знаю несколько слов, — всё ещё с болезненной хрипотцой в горле припомнил казак, — Рабиндранат Тагор, Маугли, соус кари, рикша и Акела промахнулся!
— А рикша, это разве не по-японски?
— Рикша… — встрепенулся старичок. — Ракша?! Ракшас!
— Ракшас? — переспросил Иван.
— Ракшас!!! — с восторгом взвыл индус, указуя на мёртвого монстра. — Ракшас, ракшас, сахиб!
— А у вас получается, — одобрительно кивнула Рахиль, казак гордо расчесал пятернёй русый чуб и продолжил:
— Багира, Шерхан, шакал Табаки, удав Каа, медведь Балу и ещё эти, как их… бандерлоги!
— Ракшас? — неуверенно повторил старец, видимо, другие слова не нашли в его душе должного отклика. Наступило неудобное молчание.
— Таки багаж знаний уже исчерпан?
— Господи, ну откуда мне индусский-то знать?! — с горечью в голосе вздохнул парень, и в тот же миг в его голове что-то тумблероподобно тренькнуло. «Не проблема, переключаю на все каналы», — вежливо сказал кто-то. Иван резко схватился за виски, лицо Рахили также исказила невольная гримаса боли…
— Сахиб, мы благодарны за то, что ты послал свою женщину избавить нас от ужасного демона-ракшаса!
— Таки кто меня послал?!
— Я тебя не посылал.
— Но они считают, что послал!
— Не бери в голову.
— А куда брать?! — с откровенной невинностью хлопнув ресницами, заключила еврейская умница, и господин Кочуев, покраснев, не нашёлся с ответом… Тот факт, что они оба без малейших сложностей заговорили на древнеиндусском, как-то не затронул их внимания, похоже, они его просто не заметили. Между тем ушлый индусский дедушка, правильно расставив приоритеты, пустился во все тяжкие.
— Молодой сахиб так умён и так храбр, если у него в подругах сама черноволосая дочь богини Кали! Не соблаговолит ли он пройти в нашу маленькую деревню, где счастливые жители устроят настоящий праздник в его честь и поднесут ему смиренные дары.
— Я так поняла, что Кали — это богиня смерти?
— Доподлинно не помню, но, кажется, она была чёрной, шестирукой и зубастой уродкой.
— Ага, и я, значит, её дочь?!
— Думаю, это вроде комплимента. Но могу и ошибаться, — помедлив, ответил Иван и улыбнулся. Его вряд ли можно было назвать красавцем (на лицо никак не Ди Каприо), но улыбался он действительно отменно. Ярко, ошеломляюще, искренне и настолько от души, что за такую улыбку можно было простить или отдать всё! Рахиль и сама не заметила, как улыбнулась в ответ и, закинув автомат за спину, первой шагнула вслед пританцовывающим индусам. Подъесаул пристроился рядом, на секунду его чело омрачилось кратковременным смятением:
— Урчит.
— Да вроде есть что-то такое, а кто урчит?
— Я. В смысле мой желудок.
— Хм… значит, таки даже в Раю мы обречены испытывать муки голода и жажды, — философски резюмировала девушка. — Интересно, как будет насчёт иных естественных потребностей… Что вы так подозрительно хихикаете, какой рекламы насмотрелись?!
Достойная тема телезомбирования населения планеты, к сожалению, не получила дальнейшего развития. Бодренький старичок, вклинившись между молодыми людьми, легко перевёл разговор в другое русло.
— Мне кажется, что у сахиба есть вопросы?
— Есть, — пользуясь случаем, не стал отнекиваться Иван, — даже сразу два. Это Рай?
— Воистину Рай!
— Тогда какого хре… (прошу прощения, в ваших широтах не растёт), какого ананаса у вас тут так с казаками обращаются?!
— И с евреями, — дотошно вставила Рахиль. — Прямо какой-то антисемитско-русофобский заговор!
Индус закивал с таким восторгом, словно хотя бы примерно представлял себе разницу между еврейством и казачеством, что с чем едят и кто чем недоволен. Но выкрутился с поразительной лёгкостью, говорящей о большом опыте по части компромисса:
— Сахиб, такова воля богов! Сам Кришна привёл вас к нашей деревне, а подлый ракшас был дан вам как испытание. Он уже много лет наводил ужас на всю округу, и боги вняли нашим молитвам, ниспослав тебя и твою госпожу.
— Никакая она мне не госпожа! — Глянув на прыснувшую девушку, Иван с трудом сохранил серьёзное выражение лица. — Ни в том, ни в другом смысле. Мы совершенно посторонние люди.
— Сахиб отказывается от своего отражения в реке? — непритворно удивился старик.
Рахиль перестала хихикать, чисто внешнее сходство меж ней и молодым человеком заключалось разве что в принадлежности к одному биологическому виду. Во всём прочем более неподходящую пару было бы заманчиво вообразить…
