19) социально-психологическая поверхностность, нежелание глубоко вникать в поведенческие и личностные особенности другого человека; многие представители «поколения ЯЯЯ» на основании отрывочной, недостоверной информации или влияния других, не критикуя и реально не оценивая, легко одобряют действия друг друга и высказывают необоснованно позитивное отношение, не отдавая себе отчета, за что и почему;
20) отсутствие личностной глубины и многомерности, поверхностность и приблизительность существования при отсутствии стремления вообще «лезть глубоко», идет ли речь о восприятии, понимании, обобщении, выводах, выборах, связях, – такие люди, по сути, ничем всерьез не дорожат.
Кто виноват и что делать?
В полном соответствии с обеими извечно русскими формулами попробуем разобраться в происходящем и наметить линии психологической помощи для тех, кто понимает, что он сам или его близкие оказались в ловушке синдрома невзросления. К сожалению, такие люди сами довольно редко приходят на консультацию к психологам, прибегая к другим средствам «самотерапии» – алкоголю, агрессии, авантюрам, риску, психотропным веществам, зависимостям, случайным связям и пр. Чаще специалисты узнают об этом от их близких, уставших от симптомов.
Тем не менее было бы неверно считать, что сами лица с «синдромом невзросления» совсем уж не осознают нарастающие со временем внутриличностные и межличностные трудности. Осознание приходит по мере взросления, когда возникает все больше противоречий между внешней и внутренней реальностью. Психологи знают, что «синдром невзросления» может «просвечивать» сквозь иные жалобы и запросы клиентов, поэтому обычно вслушиваются в их жалобы на раздражительность, утрату поводов для общения, неспособность долго поддерживать эмоциональные отношения, «усталость от жизни» и пр. Но и близкие таких псевдовзрослых тоже могут распознать «синдром невзросления» по некоторым характерным жалобам: «меня никто не воспринимает всерьез», «со мной никто по-настоящему не считается», «у меня есть ощущение, что мной манипулируют, как пешкой на шахматной доске», «я марионетка, а не кукловод» и пр. Своеобразными сигналами могут быть также жалобы на скуку, монотонность, пустоту, однообразность содержания жизни.
Кроме того, это жалобы на поверхностность и недолговечность межличностных связей («меня бросают через несколько месяцев после знакомства», «через месяц я не знаю, о чем мне с ней говорить» и т. п.), отсутствие прочных привязанностей и эмоционально значимых, прогретых глубокими чувствами отношений. Также это жалобы на невостребованность и ненужность, отсутствие «обратной связи» от значимых людей и вообще серьезных, сущностных внешних оценок от кого-либо («мне иногда кажется, если завтра я умру, этого вообще никто не заметит, как будто и не было меня»).
Довольно часто рефлексия собственного внутреннего неблагополучия начинается с переживания того, что человек решает не свои жизненные задачи, «таскает для других каштаны из огня», «остается вечным слугой, а не господином».
Ответ на вопрос «кто виноват?» достаточно очевиден – это сам носитель «синдрома невзросления», который по ему одному понятным причинам на протяжении долгого времени сбрасывал с себя ответственность за авторство собственной жизни и, образно говоря, превратил ее в «черновик», стремясь к «ненапряжной жизни». Жизнь, к сожалению, всегда пишется набело, и в ней нет возможности исправить прошлое, но всегда остается возможность спланировать себе иное будущее. И это – ответ на вопрос «что делать?»: начинать планировать для себя иное будущее с иным собственным «Я».
Понять, можно ли все же как-то посодействовать человеку с «синдромом невзросления» повзрослеть, поможет следующая таблица.
Глава 4
«Забота о себе»: взрослый человек для самого себя
Самое важное состоит не в том, чтобы каждый раз выигрывать. Самое важное – знать внутри себя, что ты в любой момент можешь выиграть.
П. Хег. Сострадание к детям в городе Вадене
Любой взрослый человек является центром собственной жизни и, осознавая свою уникальность и временность своего существования в мире, выступает как объект самонаблюдения и как субъект собственного развития и жизнетворчества. Ему свойственно время от времени задумываться о том, как жить в настоящем и будущем, как разумно организовать время в соответствии со своими желаниями, планами и возможностями. Эти размышления являются частью важного психологического процесса – «заботы о себе» (М. Фуко), которую легко отследить в рассказах человека о себе.
Рассказ Марины Ж.
Я из очень простой семьи. Скажу прямо – жизнь ничего мне не обещала. Просто представьте – семидесятые, разгар застоя, маленький шахтерский городок, рабочая окраина, отец-алкоголик, замотанная, вечно дерганая мать, которой не то что до меня, до себя не было никакого дела, школа, где одна и та же учительница вела и физкультуру, и химию, и английский… Оглядываясь назад, я отчетливо понимаю, что в тогдашних условиях, останься я в них, плыви по течению, ничего в моей жизни не могло и не должно было состояться. Мне была уготована пустая и серая, как рулон плохой туалетной бумаги, жизнь.
Никому до меня не было дела. Мать, наверное, меня любила, но не очень интересовалась не то что моей учебой, друзьями, а даже тем – сыта ли я, здорова, когда вечером вернулась домой, не обидел ли кто. Когда я сейчас читаю в книгах о воспитании, что родители должны интересоваться мыслями, чувствами, оценками, мечтами своих детей, разговаривать с ними, помогать им осваивать мир, я с горечью вспоминаю, что в моем детстве ничего подобного не было. Никто обо мне и не думал заботиться!
Собственно, тогда я ни о чем таком и не задумывалась. Жила, как живется, как трава растет, как корова мычит. Когда другой жизни не знаешь, кажется, что твоя – такая же, как у всех. Вроде все так живут. По крайней мере так было в моем окружении. И даже не знаю, когда, в какой момент я вдруг до боли остро поняла, что мне надо выбираться из этой грязи, запустения и бытовой пошлости. Не то чтобы я возненавидела ту свою жизнь, она ведь ничего от меня не требовала, никаких усилий – совершенно простая, ненапряжная была, – просто поняла, что если ничего сама для себя не буду делать, то просто пропаду. И даже так: это буду не я.
Было мне лет четырнадцать, когда я об этом всерьез задумалась. Поговорить особенно было не с кем (какие там школьные психологи в нашей глуши да в то время!), и понимала я только, что надо как-то спасаться, а как, что делать – не знала. И наверное, поэтому сделала то, что делали в таких случаях многие подростки во все времена – сбежала. После окончания восьмого класса взяла из отцовского кармана немного денег, собрала свои документы и нехитрые пожитки и тайком уехала в областной центр.
