Когда я сочиняю про себя, мне становится видно, что чего-то в жизни не хватает, есть пробелы в образовании, и я стараюсь, как ни смешно покажется, их наверстать. Пусть это кому-то покажется дилетантством и графоманством, а мне нравится быть наедине с самим собой и погружаться в свои вымыслы. Семье я об этом не рассказываю; скажут, папка совсем свихнулся, но вот такая тайна у меня есть.
Андрей А., 36 лет
Но зачем взрослому человеку что-то сочинять о себе? Оказывается, создание «легенд о себе» несет широкий спектр функций, исходя из которых мы предлагаем рассматривать общую структуру «Я-фантастического».
Первая функция – социальное легендирование и самопрограммирование – состоит в том, что человек домысливает свое «Я» до того образца, который, как он считает, ожидается собеседником или группой при его самопрезентации. Он руководствуется, как правило, актуальным социальным образцом и его составляющими в той мере, в какой понимает его и считает воплотимым, и соответственно «подгоняет» под них свое «Я». Это касается профессиональной и личностной компетентности, способностей, коммуникабельности, жизненного опыта (особенно в части ненормативных событий).
При легендированной самопрезентации человек пользуется набором собственных жизненных историй, имеющих некую реальную основу (или даже не имеющих таковой), но домысленных в юмористическом, драматическом, философском, экзистенциальном и т. п. контексте. Эти тексты рассказываются каждому новому человеку (обычно одними и теми же словами, со «слушательскими паузами» и иными параи экстралингвистическими включениями), являются элементом задушевных «бесед за жизнь», застольных или хронотопических историй и т. д. Они являются контекстом для создания такого аспекта «Я-фантастического», как «Я-социальная легенда», и именно в аспекте социального легендирования индивидуальное «Я-фантастическое» прорывается за пределы «внутреннего пользования».
Вторая функция – психоэмоциональная компенсация. «Легенды о себе» сродни мечтам, «сновидениям наяву», несущим терапевтическую функцию, создающим защитные системы псевдоблизости, псевдореализации, псевдозащищенности, псевдоопоры и т. д., фактически «псевдожизни». Рождающиеся образы и дискурсы переносят человека в любую точку пространства/времени, способны снимать актуальное напряжение, разряжать негативные эмоции, выполнять когнитивные функции и т. д. Реализация их создает в «Я-фантастическом» аспект «Я-эмоциональная компенсация».
Третья функция, рождающая собственно «Я-фантазм», остающийся в пределах самой личности, состоит в том, что в индивидуальных дискурсах строится и изменяется то, что никогда построить или изменить человек не может: нельзя родиться в XV веке, нельзя оживить умерших близких, нельзя снова стать маленьким, нельзя стать учеником Леонардо да Винчи, рыцарем или купцом и т. д. (иногда даже нельзя признаться в том, что этого хочется).
«Я-фантазмы» строят вторую, «параллельную жизнь» («квазижизнь-для-себя»), квазионтологию, если в реальной у человека есть недостаточно актуализированные интенции и неудовлетворенные потребности – в достижении, в аффилиации, в автономии, в повиновении, в самооправдании, в доминировании, в опеке, в порядке, в игре, в чувственности, в сексе, в понимании и т. д. К. Г. Юнг считал, что взрослый человек постепенно высвобождается из плена собственного «Я» и начинает ориентироваться на решение духовных задач, достижение внутреннего чувства общности с другими людьми, миром, космосом. Создание такой «квазижизни», «судьбы, переживаемой изнутри», также один из способов высвободить свои нереализованные потенции, свою продуктивность из плена «доставшихся», синхронизированных с его жизнью историко-социальных реалий, чем и пользуются люди с универсальными духовными запросами.
Четвертая функция «легенд о себе» – это построение индивидуальной истории, в которой некоторые фрагменты реальной биографии личности символизируются и сакрализуются для того, чтобы стать впоследствии прецедентным текстом, вписаться в контекст семьи, рода и т. д. и субъективно связать субъекта с чем-то значимым и лежащим вне его жизни.
Так, в «легендах о себе» часто присутствуют сюжеты традиционной культуры – сюжет необычного знакомства, женитьбы против родительской воли или на «пленных турчанках», сюжет «чудесного спасения» (из плена, на войне, из безвыходной ситуации и пр.), идея «пророческого предсказания» или «заветного слова» (гадания), мотивы «дарения», встреч/расставаний в «сакральных локативах» (на пороге, на мосту, за околицей, на берегу и пр.) и т. д. В известном смысле такая «Я-история», являясь сколом с большой культуры, выполняет функцию поиска человеком самого себя, самоидентификации и закрепления себя в мире.
Наконец, пятая функция – собственно игровая, отвечающая внутреннему стремлению практически каждого человека хотя бы на время побыть Другим, Не-собой, выйти за пределы собственной единичной жизни и устоявшейся сущности. Этому в истории служат маскарады, карнавальность, субкультуры, трикстерское поведение. В оппозиции «Я – не Я», которую создают «легенды о себе», содержатся проблемы, связанные с нахождением себя в мире, определением своего предназначения, обнаружением неявных, но необходимых смыслов существования. Эту функцию мы соотносим также с жизнетворчеством субъекта.
«Легенды о себе» в социокультурном контексте
Тексты-«легенды», рассказываемые о себе другим или воспроизводимые в автокоммуникации, часто восходят к ключевым культурным мифологемам (от др. – греч. mythos – повествование, предание и logos — слово, мысль, знание), содержание которых «пропущено» через опыт человека. Тем самым «легенда о себе» соединяет «единичное» (личностное, концептуальное) и «общее» (социально и культурно обусловленное, контекстуальное) представление человека о себе и своей жизни – сознание всегда существует во взаимодействии с реальностью, с другими людьми.
Истории, рассказываемые о себе, ориентированы на основные мифологемы, присутствующие в культуре, к которой принадлежит человек (культурный герой, трикстер, мудрец и др. архетипы; сакральные локативы – мост, порог, печь, дорога, дом; культурный реликварий – кольцо, ключ, платок, книга, письмо, дерево и т. д.), а их сюжетные построения часто воспроизводят классические конструкции мифов и сказок (сюжет о спасении, сюжет о счастливой находке, сюжет об испытании и пр.).
Назначение таких личностных мифологем – закрепление единиц экзистенциального опыта в значимых только для самой личности и понятных только ей символах. Это – почти закрытые для других обобщенные смысловые элементы внутренней реальности, семантический ресурс, насыщенный глубоко личностными значениями. Он позволяет человеку сохранять свою самобытность и строить вероятностно-возможностные варианты собственного «Я» и своего жизненного пути.
В самом общем смысле мифологема выступает как многозначный авторский образно-когнитивный символ, построенный на системе традиционных культурологических и литературных образов и архаическом мифологическом фундаменте. В индивидуальном сознании такие единицы используются для придания сверхзначимости отдельным жизненным эпизодам, чтобы сделать их «воплощением» не просто некоторых существенных для человека событий, но и всей жизни, всей личности в целом. Как писал Р. Барт, человек – сам себе символ, сам является происходящей с ним историей.
