— Да.
— С какой целью вы прибыли сюда?
— По делу.
— По какому делу?
— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос. Это дело
конфиденциального характера.
— С кем вы ведете здесь дела?
— И на этот вопрос я отказываюсь отвечать.
— Вы видели фотографию человека, которого нашли мертвым в
номере триста двадцать один?
— Нет.
Селби вытащил карточку из кармана и показал ее актрисе:
— Вглядитесь внимательнее.
Она задержалась на секунду, прежде чем взглянуть на фото,
возможно, для того, чтобы подготовить себя. Потом, рассмотрев фотографию,
подняла глаза на Селби и медленно и торжественно кивнула.
— Знаете его? — спросил Селби.
— Я видела этого человека.
— Где?
— Здесь, в отеле.
— Где именно?
— В этой комнате. Селби вздохнул.
— Вот это уже гораздо лучше. Когда вы его видели?
— Утром, думаю, около десяти часов.
— Что он делал?
— Разговаривал со мной.
— Он назвал свое имя? Или это было имя, под которым он
зарегистрировался — Чарльз Брауер?
Актриса отрицательно покачала головой:
— Нет, имя было другим.
— Каким?
Мисс Арден на секунду задумчиво сдвинула брови и сказала
медленно:
— Нет, я не помню, но точно не Брауер. Там присутствовало
нечто вроде Лэрри или что-то очень похожее. Все-таки я думаю, что Лэрри.
— В фамилии?
— Да.
— Вы уверены, что не в имени?
— Нет, в фамилии. Он не называл имени.
— Как пастор проник в эту комнату?
— Он постучал, и я подошла к двери, чтобы посмотреть, кто
пришел.
— Видели ли вы его до этого? Поколебавшись секунду, она
отрицательно покачала головой.
— Нет, до этого я никогда его не встречала.
— Однако вы впустили его?
— Да.
— Вы всегда впускаете незнакомцев к себе в номер?
— Я хочу, чтобы вы правильно поняли мое положение, мистер
Селби. Вы образованный человек, выделяющийся из толпы, способный осознать
положение актрисы в обществе. Ведь на самом деле я не распоряжаюсь собой. Я —
собственность моих зрителей. Конечно, следует соблюдать осторожность, но если
бы вы видели этого человека, когда он был жив, вы бы поняли, насколько он
безобиден. Безобиден — даже не совсем точное слово. Правильнее будет сказать:
он жил в полной гармонии с окружающим миром и людьми.
— Итак, вы его впустили?
— Да.
— Как он объяснил свой визит?
— Он сказал, что видел, как я входила в отель, и что,
несмотря на мои попытки быть неузнанной, понял, кто я. Пастор заметил меня
выходящей из автомобиля и шел следом до грузового лифта. Каким-то образом он
ухитрился выяснить, какой номер я занимаю.
— Итак, вы вошли в номер. Как быстро после этого он к вам
постучал?
— Менее чем через полчаса. Возможно, минут через пятнадцать.
— Если он видел вас у лифта, почему не пришел сразу же?
— Пастор сказал, что это значило бы нарушить мой покой. Он
колебался и не мог решиться на вторжение в мою жизнь. Какое-то время бедняга
стоял у дверей.
— Когда это было?
— Видимо, около десяти. Скорее всего, без четверти десять.
— Чего он хотел от вас?
— Это было очень трогательно, — сказала актриса. — Он хотел,
чтобы я снялась в фильме, который принес бы большую пользу людям. Казалось, это
было для него крайне важно. Я не могла не впустить его. Он сказал, что стал
моим горячим почитателем с того момента, как я впервые появилась на экране, что
видел все мои фильмы по многу раз.
— Продолжайте, — сказал Селби.
— У него был с собой сценарий, с которым он собирался
отправиться в Голливуд, чтобы передать его мне там лично.
— Вы помните название сценария?
— Да.
— Так как он назывался?
— «Да не судимы будете».
— Вы прочитали сценарий?
— Просмотрела.
— Внимательно?
— Нет, весьма поверхностно.
— Почему не тщательно?
— Во-первых, я знала, что это бесполезно. Во-вторых, с
первого взгляда было видно, что сценарий безнадежно плох.
— Почему безнадежно плох?
— Стиль, сюжет да и все в нем никуда не годилось.
— Что же там было плохого?
— Прежде всего тенденциозность… Это не пьеса, а проповедь.
Люди ходят в церковь, чтобы послушать проповедь, а в кино они хотят развлечься.
— Он хотел продать вам свое творение?
— Нет, просто отдать… Право, не знаю, хотел ли он что-нибудь
получить… Наша беседа не заходила столь далеко. Он сказал, что посвятил всю
свою жизнь служению человечеству, и полагает, что мой долг — сыграть в этом
фильме для блага моих ближних. Беседа протекала примерно в таком плане, если вы
понимаете, что я имею в виду.
— Да, — ответил Селби, — я понимаю.
— Итак, он показал мне сценарий и попросил выступить в
качестве распространителя благородных идей.
— И что вы ответили?
— Объяснила, что работаю по контракту со студией и абсолютно
не участвую в выборе сценариев для постановки, что студия сама выбирает такие
роли, которые подходят для меня. Я имею право вносить предложения, и то не
очень существенные, во время переговоров при возобновлении контракта.
— Что произошло после этого?
— Он попытался немного поспорить, но вскоре убедился, что я
говорю сущую правду, что не в моей власти выбирать сценарий фильма, в котором я
должна сыграть, и что все мои рекомендации, по существу, бесполезны.
— Что вы ему посоветовали?
— Предложить сценарий моей студии в Голливуде.
— Вы сказали, что, по вашему мнению, студия отвергнет
предложение?
— Нет. Мне не хотелось огорчать его. Он был так серьезен,
так увлечен своей идеей, выглядел очень трогательно.
