— Однако миссис Баннистер увидела, — продолжала миссис
Ларраби. — Она заявляет, что это огромный грех, когда человек проматывает свое
убогое жалованье на ненужные вещи. Она утверждает, что человек, становясь
священником, полностью посвящает себя служению Богу и не должен стремиться к
земным благам, особенно к предметам роскоши.
— Миссис Баннистер намекала на фотоаппарат вашего мужа?
— Да.
— Когда он его приобрел?
— В декабре. Он откладывал годами цент за центом.
— Мистер Ларраби проявлял и обрабатывал пленку
самостоятельно?
Она кивнула утвердительно:
— В маленькой затемненной комнате, оборудованной в подвале.
Некоторые снимки просто прекрасны. Конечно, он много не фотографировал. Хоть
пленка и не очень дорога, но мы должны экономить на всем, и поэтому Уилл не
торопился со снимками. Он долго продумывал композицию, изучал освещенность
объекта, который собирался фотографировать, и лишь после этого использовал
кадр. Муж послал одно фото в журнал, и оно было опубликовано с благожелательной
подписью. Было сказано, что снимок демонстрирует редкое композиционное
искусство.
— Что же на это сказала миссис Баннистер?
— Она ничего об этом не узнала… Да нет, тут все в порядке. В
моих словах больше горечи, нежели позволительно, из-за того, что она так
беспокоила Уилла. Миссис Баннистер была просто не способна понять его
темперамент, у нее даже не хватало терпения попытаться, но в целом она
замечательная женщина, исключительно религиозная. Если бы не она, здесь бы не
было церкви. Ее вклады почти равны вкладам всех остальных прихожан, вместе
взятых.
— И в силу этого она, естественно, желает решать все
церковные дела? — спросил Селби.
— Да, у нее много весьма оригинальных идей.
— Были ли открытые стычки между миссис Баннистер и вашим
мужем?
— Нет-нет. Никогда. Это не в ее духе. Она презрительно
фыркает и отпускает едкие замечания в присутствии других. Никогда не действует
в открытую, ничего прямо не говорит. Такой у нее стиль.
— Как давно вы живете в этом приходе?
— Пять лет.
— Принимая во внимание все обстоятельства, это были трудные
годы для мистера Ларраби?
— Да, у мужа были проблемы, но его все так любили. Конечно,
в финансах мы были крайне ограничены, едва сводили концы с концами, но в наше
время для большинства это не новость. Да, по совести говоря, мы жили лучше, чем
те несчастные, которые потеряли все во время Великой депрессии. Мы
непритязательны в быту, и поэтому жизнь кажется нам радостнее, чем иным. У нас
есть свободное время, мы не торопимся, и Уилл имел возможность предаваться
исследованиям. Здесь, в Ривербенде, жизнь течет не торопясь.
— Как получилось, — спросил Селби, — что ваш супруг решил
поехать в Голливуд? Учитывая ваше финансовое положение, это означало большие
дополнительные расходы.
— Вот это я не могу объяснить, — ответила женщина. — Уилл
напускал на себя таинственность, когда речь заходила о некоторых делах. Могу
лишь предположить, что он получил аванс в одной из студий, а может быть, продал
какую-то статью.
— Вам не известна причина, по которой он оказался в Мэдисон-Сити?
— Нет, не имею ни малейшего представления, почему он
направился в этот город.
— Так значит, у мистера Ларраби не было врагов в Ривербенде?
— Ну что вы, конечно нет… У него в целом мире не было
врагов. Такой он человек.
— Не могли бы вы показать нам его рабочее место? — спросил
Селби извиняющимся тоном. — Наверное, у него был кабинет? Возможно, в здании
церкви или…
— Нет, кабинет здесь. Вход из этой комнаты, пойдемте, я
покажу. Муж держал дверь запертой, но у меня есть ключ.
Она выдвинула ящик стола, взяла ключ и открыла дверь,
которая вела из гостиной в крошечный кабинетик. Там находились секретер с
закрывающимся верхом, книжный шкаф и явно самодельная этажерка. Все было в
абсолютном порядке. На секретере не валялось ни одной бумажки. Две увеличенные
фотографии на стенах.
— Он сам увеличивал и делал рамки.
Селби кивнул и медленно произнес:
— Мне бы хотелось посмотреть его архив и текущую переписку,
миссис Ларраби. Мне просто необходимо найти вторые экземпляры писем, которые
ваш муж отослал перед отъездом.
— Но он никогда не печатал письма под копирку.
— Неужели?
— Да. Печатал-то он немало, но не оставлял копий. Это
увеличивает расходы, а в копиях вообще-то нет необходимости. На этажерке лежит
папка, в которой находятся тексты проповедей, комментарии к ним, рассказы. Он
писал рассказы и сценарии. Не очень много, но все же.
— Что-нибудь удавалось продать?
— Нет, все возвращалось.
Селби осторожно произнес:
— Мы собираемся назад в Мэдисон-Сити, миссис Ларраби. Думаю,
вы захотите поехать с нами, чтобы… чтобы отдать распоряжения. Полагаю, вам
придется ответить на несколько вопросов перед Большим жюри, поэтому я сейчас
выпишу повестку с вызовом. Это пустая формальность, но она позволит
компенсировать ваши расходы на поездку.
Она не ответила. Селби посмотрел на миссис Ларраби. Ее
полные слез глаза были обращены к пустому креслу рядом с секретером. Очевидно,
все значение происшедшего только сейчас дошло до нее. Окружной прокурор поймал
взгляд Сильвии и кивнул. Тихонько, на цыпочках они оба вышли из кабинета.
Глава 11
Они возвращались в Мэдисон-Сити поездом. Колеса вагона мягко
постукивали на стыках рельсов, за окнами мелькали уже знакомые пейзажи.
Сильвия Мартин прошла в передний тамбур, где Селби курил
сигарету, и, держась за скобу, чтобы не упасть, УНЫЛО разглядывал проносящийся
мимо ландшафт.
— Послушай, — начала она, — я очень хорошо знаю жену нашего
методистского пастора. Как ты считаешь, может быть, будет лучше отвезти миссис
Ларраби прямо к ней?
Селби кивнул.
— О чем грустишь? — спросила девушка.
— Просто размышляю, — ответил прокурор. — Мне кажется, я
проморгал кое-что.
— Что?
— Да по линии Брауера. Мне следовало организовать его розыск
и вызвать повесткой в качестве свидетеля. Он осведомлен об этом деле гораздо
лучше нас.
— Думаешь, Брауер знал, что Ларраби едет в Мэдисон-Сити?
— Конечно, знал. Более того, видимо, он знал, что Ларраби
зарегистрируется под его именем.
