— Рон, твой пес, все время находился дома?
— Да.
— Когда его отравили?
— Вчера утром. Но ты же был со мной.
— Нет-нет. Я хочу знать, когда ты впервые понял, что собака
отравлена.
— Наверное, около двенадцати. Я уходил, а когда вернулся,
мне показалось, что пес болен. Он вильнул хвостом, показывая, что рад меня
видеть, потом улегся на пол, его уши опали, а глаза приобрели странное
выражение. Я не знаю, как это объяснить, потому что надо знать собаку, чтобы
понять, как меняется это выражение. Ты знаешь, оно меняется совсем как у людей.
— Где ты застал собаку, когда вернулся?
— В кабинете, дверь из него выходит на задний двор, и
собака, если хочет, может войти или выйти.
— Но в любом случае она охраняет кабинет?
— Конечно. Того, кто попытается туда проникнуть, Рон
разорвет на куски.
— Спасибо, — сказал Селби. — Я просто хотел еще раз все
проверить. Думаю, попытка отравить собаку приобретает огромное значение.
— Я всегда так считал, — заявил Перкинс. — Если бы я узнал,
кто это сделал, тебе пришлось бы заняться еще одним убийством.
— Как пес чувствует себя?
— Думаю, он вытянет. Доктор Перри провел с ним целую ночь.
Все висело на волоске, но сейчас кризис миновал, и все будет в порядке.
Селби повесил трубку. В кабинет вплыла Аморетт Стэндиш и,
обращаясь к Сильвии, сказала:
— Звонит ваш редактор. Требует, чтобы вы передали материал,
хотя бы в общих чертах. Говорит, что пока у него нет ничегошеньки, кроме ваших
слов, а объективные данные, имеющиеся в его распоряжении, рисуют совсем другую
картину.
Сильвия оторвалась от просмотра пленки, улыбнулась и
спросила:
— Неужели он так и сказал «ничегошеньки», Аморетт?
— Конечно нет, — заулыбалась в ответ секретарша, — он не
сказал «ничегошеньки». Он вопил сильнее, чем насквозь промокшая курица, и набор
слов был тот еще.
— Передайте, что мне некогда беседовать с ним по телефону, я
отрабатываю детали статьи и увязываю фактический материал. Статья получается, и
он может полностью рассчитывать на нее. Припугните его легонько. Скажите, что
одна газета в Лос-Анджелесе предложила мне тысячу долларов и держит наготове
телефонную линию. Спросите, не хочет ли он, чтобы провинциальное событие попало
в крупную газету?
Аморетт вздохнула:
— Ладно, я заткну уши ватой и передам то, что вы хотите.
— Все не так страшно, — засмеялась Сильвия. — Если вы
немного продержитесь, то секунд через десять провода расплавятся, случится
короткое замыкание, и остального вы уже не услышите. — Повернувшись к Селби,
она произнесла: — Дуг, снимки были сделаны в среду около полудня.
— Почему ты так решила? — В его голосе чувствовалось
волнение.
— По теням можно установить время. Их длина показывает, что
фотографировали примерно в полдень. Дальше. Каждую среду в отеле «Мэдисон»
собираются члены «Ротари клуба». В эти дни не хватает места для парковки на
стоянке около отеля, и члены клуба вынуждены оставлять машины на боковой улице,
занимая ее полностью. В другие дни в дневное время там обычно не бывает
автомобилей. Посмотри на фото. Вот это главная улица. На следующем снимке видна
боковая. По всей ее длине нет ни одного свободного места. Готова поспорить на
что угодно, фотографии были сделаны в среду, во время встречи членов клуба.
— Замечательное наблюдение, Сильвия. Надо принимать тебя в
штат прокуратуры.
— Тебе придется это сделать, если мой редактор не получит
вскоре необходимых фактов. Еще немного его удастся поморочить, после чего мне
конец. Я останусь без работы.
— Нет, ты не сможешь попасть ко мне в штат, потому что я
тоже окажусь на улице.
Селби взял фотоаппарат в руки, внимательно изучил его и
вложил в потертый кожаный футляр.
— Почему камера имеет такое большое значение? — спросила
Сильвия. — И как получилось, что снимки были сделаны спустя столько времени
после смерти?
— В этом и есть ключ к разгадке. Здесь мы имеем дело с таким
фактом, который противоречит всем остальным. Иными словами, это тот самый
элемент сложной конфигурации в мозаичной головоломке. Внешне он ни на что не
похож, но является ключом к решению проблемы, если его правильно расположить.
Он поднял телефонную трубку и позвонил доктору Перри. Когда
тот ответил, Селби сказал:
— Доктор, говорит Дуг Селби, окружной прокурор. Я не могу
вам всего сказать по телефону, но отравление собаки приобретает огромное
значение для решения моей проблемы. Как чувствует себя пес?
— Думаю, что смогу его вытащить, — ответил доктор Перри. — Я
выхаживал Рона большую часть ночи. Если бы его доставили в лечебницу позже, мне
бы ничего не удалось сделать. Какие-то десять минут могли сыграть роковую роль.
— Вам известно, какой тип яда был использован?
— Мне кажется, яд был составлен специалистом. Иными словами,
человек, который совершил это, — медик, химик или провизор; он должен знать все
о лекарствах и кое-что, видимо, о животных.
— Не могли бы вы побыстрее подъехать ко мне? Всего на
несколько минут, — сказал Селби. — Мне надо получить подробную и весьма
специфическую информацию. Думаю, в ближайшие два часа я смогу завершить это
дело.
— Вы узнаете, кто отравил собаку?
— Думаю, мне удастся продвинуться дальше, — ответил ему
Селби, — и выяснить, кто убил Ларраби. Но прошу вас хранить это в тайне. Я вам
это сказал потому, что хочу, чтобы вы поняли, насколько мне нужна ваша помощь.
— Я немедленно бросаю все и мчусь к вам, — пообещал Перри.
— Огромное спасибо.
Селби повесил трубку и вновь принялся изучать негативы.
Потом позвонил управляющему местным отделением телефонной компании и попросил:
— Мне надо узнать как можно больше о телефонном разговоре
между Мэдисон-Сити и пунктом, называемым Ривербенд, здесь, в Калифорнии.
Разговор состоялся неделю, может быть, десять дней назад. Пожалуйста, поднимите
всю документацию и известите меня обо всем, что сумеете выяснить.
Получив заверения в том, что ему непременно помогут, Селби
повернулся к Сильвии Мартин и встретил ее вопросительный взгляд.
— Дуг, — взмолилась она, — скажи честно, ты блефуешь или у
тебя есть хорошая версия?
— У меня есть версия, — ответил прокурор.
— Выкладывая ее, ради всего святого. Мы же в одной лодке.
Когда развернутся основные события, я должна быть достаточно подготовлена,
чтобы быстро и связно изложить материал.
