— Нет, Гарри, я так не думаю, я называю пастора этим именем
потому, что не знаю, как назвать по-иному. Надо найти газету, из которой
сделаны вырезки. На них нет никаких указаний?
Коронер отрицательно покачал головой.
Селби просмотрел и другие вырезки. Одна из них содержала
список актеров и актрис кино с учетом рейтинга их популярности. На другой была
таблица доходов кинозвезд за предыдущий год.
В одном из отделений портфеля находилась пачка машинописных
листков. Совершенно очевидно, что текст печатался на машинке пастора. Работа
была выполнена неумелой рукой, она пестрела вычеркнутыми словами и забивками.
Окружной прокурор увидел в верхней части первой страницы
название труда: «Да не судимы будете». Далее следовала история, написанная
вымученным стилем педанта. Селби решил прочитать повествование. Помимо воли он
начал пропускать целые абзацы. Это была повесть о старом, раздражительном
судье, который отказывается понимать современную молодежь и выносит суровый
приговор малолетней нарушительнице закона. Он судит без сочувствия и
снисхождения, девочка объявляется неисправимой и направляется в тюрьму. В ее
поддержку выступают друзья, их ведет человек, общественное положение которого
не совсем ясно. В повествовании он характеризовался как человек, любящий всех
людей, все человечество.
Окружной прокурор поискал было в рукописи указание на то,
что этот тип любит не только человечество, но и отдельных его представительниц,
однако запутался в лабиринте бессмысленных фраз. Удалось лишь понять, что герой
был в возрасте и его любовь не могла быть направлена на какую-то конкретную
личность. Девушка принимается за изучение медицины во второй главе и еще до
начала третьей главы становится знаменитым хирургом. В третьей главе внучку
судьи, страдающую от опухоли мозга, доставляют к «величайшему в мире
специалисту». Слезы судьи струятся по щекам, он умоляет хирурга сделать все
возможное и вдруг узнает в целительнице ту девочку, которую он когда-то признал
неисправимой.
Далее следовало несколько страниц психологических
разъяснений, общий смысл которых сводился к тому, что девочка располагала неким
избытком жизненных сил, животворной энергией, которую следовало направить на
достижение, казалось бы, несбыточной цели. У ее спасителя достало
проницательности направить девочку в школу и вдохновить на стремление к
недостижимой Цели. Трудность задачи наставила ее на путь истинный.
— О чем это? — спросил коронер, как только окружной прокурор
перевернул последнюю страницу.
— Доказательство старой аксиомы, — ухмыляясь, ответил Селби.
— Какой аксиомы?
— Такой, что на земле нет ни единой живой души, которая не
пыталась бы сочинить киносценарий.
— Так это сценарий?
— Да, видимо, таково было намерение автора.
— Держу пари, он собирался в Голливуд, чтобы протолкнуть
свое творение.
— Если таков был его план, — заметил Селби. — то он совершил
необъяснимое отклонение от маршрута. Можно сказать, решил проникнуть в Голливуд
через черный ход.
Больше в портфеле ничего не было. Окружной прокурор закрыл
его, а коронер вновь заклеил и опечатал. Селби перешел к осмотру содержимого
чемодана.
— На одежде нет никаких пометок из прачечной, — сказал
коронер. — Даже на крахмальных воротничках. Не кажется ли это тебе немного
странным?
Селби кивнул:
— Вполне вероятно, что с этими вещами он впервые отправился
путешествовать, а в пути не успел прибегнуть к услугам прачечной. Дома же у
него деловитая, трудолюбивая жена, которая стирает сама. Это, кстати, еще раз
говорит за то, что он пастор.
Селби изучил маленькую картонную коробочку, в которой лежало
несколько завернутых в бумагу пилюль.
— Это успокоительное? — спросил он.
— Да.
— И ни одна из пилюль не может явиться причиной смерти?
— Ни в коем случае, — ответил коронер. — Я встречал людей,
которые принимали по четыре-пять штук за раз.
— Отчего же он умер в таком случае?
— Скорее всего, больное сердце. Двойная доза могла спровоцировать
приступ.
— Попроси доктора Трумэна тщательно проверить эту версию. Я
хочу совершенно точно установить причину смерти.
Коронер беспокойно заерзал и неуверенно произнес:
— Не будешь возражать, если я дам тебе крошечный совет,
Дуглас?
— Давай, Гарри, выкладывай, — ответил Селби с улыбкой, — а я
постараюсь им воспользоваться.
— Это твое первое расследование, — начал коронер. — Похоже,
ты хочешь превратить его в дело об убийстве.
Я бы не стал на твоем месте ставить телегу впереди лошади. В
графстве многие настроены против тебя, впрочем, как и многие — за. Те, кто —
за, сумели провести тебя на должность. Те, кто — против, не могут смириться с
тем, что ты ее занял. Если ты будешь трудиться, не привлекая к себе большого
внимания, пару месяцев, люди быстро забудут о политической стороне дела. Те,
кто ненавидел тебя, начнут улыбаться и пожимать руку при встрече на улице. Но
если ты начнешь движение не с той ноги, последствия будут печальны. Твои враги
до смерти обрадуются, а некоторые друзья отвернутся.
— Гарри, мне безразлично, как расследование выглядит со
стороны, важно, что я сам им не удовлетворен. Есть множество моментов, которые
совсем не устраивают меня.
— Можно изучать покойников под микроскопом и все равно
остаться неудовлетворенным, — возразил коронер. — В реальной жизни очень часто
не сходятся концы с концами. Я видел десятки смертей, не поддающихся
объяснению. Всегда появляются факты, не укладывающиеся в общую схему. Поэтому
приходится учиться принимать вещи такими, какие они есть. Этот человек
зарегистрировался под чужим именем — ничего больше. Нет никаких поводов для
волнения. Многие поступают таким образом.
Селби кивнул и изложил нормы поведения, которым он решил
неукоснительно следовать, оставаясь окружным прокурором.
— Гарри, — сказал он, — факты должны сходиться. Этим они
похожи на цифры. Когда мы соберем все факты, их сумма в графе «дебет» должна
совпадать с суммой колонки «кредит». Факты, суммируясь, приводят к результату,
который, в свою очередь, должен объяснять все факты. Если у нас что-то не
вяжется, это означает лишь то, что нам не известны все факты и мы пытаемся
подвести баланс, насилуя правила арифметики. Возьмем для примера письмо в
машинке. Его печатал не тот человек, который писал сценарий. Письмо напечатано
безукоризненно, текст расположен ровно, нет ни единой опечатки. Тот же, кто
печатал сценарий, действовал одним пальцем, строчки неровные, буквы пропущены и
переставлены местами. Очевидно, и сценарий, и письмо печатались на одной
машинке, но разными лицами. Это иллюстрирует мою мысль о том, что факты должны
быть объяснены, если мы пытаемся строить на них свои теории.
