Хотелось бы понять в придачу, куда в этом трогательном случае отправились души Ромео и Джульетты? С одной стороны, обвенчаться-то они успели, а с другой, как ни выёживайся, — оба совершили самоубийство. Это же непрощаемый грех! И всё, что нам остаётся, уже не одну сотню лет, как и Шекспир, верить в безграничное милосердие Божье…
Вот примерно такие грустные мысли заплывали ко мне в голову по ходу развития взаимоотношений наших главных героев. Я, как автор, абсолютно точно знал, что эта история не может кончиться счастливым браком. Я не люблю врать, если это не оправдано резкой жизненной необходимостью. И уж точно не стал бы дешевить свое имя балаганными трюками типа: «Обещаю, свадьбы не будет!», а в конце романа: «Ой, они всё-таки поженились, а я и не знал, правда-правда!» К сожалению, я почти всегда всё знаю. И молюсь, чтобы это «почти» никогда не стало абсолютным, иначе неинтересно жить…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
О том, что религия — это всего лишь дорога к истинной Вере. Причём далеко не единственная. Просто наиболее протоптанная…
Белый конь неожиданно встал как вкопанный. Иван Кочуев без сантиментов спрыгнул с седла и поймал на руки сползающую еврейку. Лошадей Рахиль терпеть не могла, с её точки зрения, они не пользовались парфюмом, кусались, как собаки, а ещё запросто могли наступить неначищенным копытом на новую туфельку и даже не извиниться. Где она этого набралась, неизвестно, но не переубедил бы её никто, даже если бы все лошади носили нимбы и оставляли после себя не конские, а райские яблоки…
— Жеребец запрограммирован, сейчас пойдёт обратно. Если принцесса не вытрясла все манатки из нашего наркозависимого друга, то они будут здесь вторым рейсом. Подождём?
— Таки у нас есть варианты?
— Да нет, не знаю…
— Я вас умоляю, как это по-казачьи — вложить в один ответ три противоречивых значения, — устало покачала головкой бывшая военнослужащая. — Тут опять намечается романтический вечер без ужина при свечах, а вы ведь не вскрыли ни одну девушку в чёрном на предмет эльфийских печенюшек. Ваня, я сейчас похудею и умру…
Подъесаул улыбнулся, разведя руками, белый скакун дважды мигнул фиолетовым глазом, встал на дыбы и беззвучно рванул по лесной тропе назад, к любимой хозяйке. Милю туда, милю обратно при хорошей скорости на пересечённой местности… короче, некоторым количеством времени наша парочка обладала.
И на этот раз они потратили его на редкость разумно — цапаться не стали, обниматься тоже, а попытались произвести рекогносцировку на местности и выбрать маршрут. Не очень далеко, чтоб потом не искать того же Миллавеллора, но и не прямо здесь, на Месте высадки. Первое правило убегающего: пока бежишь — не пойман, а остановился — значит, попал. Второй раз попадать в плен к чёрным эльфам никому не хотелось…
Тропинок в лесу оказалось множество, выбрали самую натоптанную, Иван утверждал, что слышит вдалеке колокольный звон, зовущий к вечерне. Удивляться не приходилось ничему, даже наличию христианского монастыря или прихода в этом неподходящем месте. Рахиль предпочла бы монастырь. Опыт пребывания в таких местах у неё уже был, кормят там гарантированно, работа не перенапрягательная, а сбегают по ночи через стену.
— Остановитесь! — С громким воплем на тропинку прямо из кустов выпрыгнула сутулая мужская фигура в длинном балахоне.
Молодые люди, закалённые практически всеми видами неожиданностей, даже не стали хвататься за оружие.
Человек казался скорее испуганным, чем агрессивным. Длинные всклокоченные волосы, борода торчком и пронзительные, как рентгеноскопия, вытаращенные глаза.
— Ты — грешник! — нараспев начал он, ткнув пальцем в сторону подъесаула. — С девицей по ночи идёшь, а кольца обручального не носишь… Поди, во грехе с ней живёшь!
— Таки если бы… — мечтательно вздохнула иудейка, а из тех же кустов вылезла почти клишированная копия обличительного типа, только женского пола. Едва глянув на бывшую военнослужащую, она мелко перекрестилась и возмущённо заверещала:
— И ты грешница! При мужчинах вопреки Писанию брюки носишь! Голова не покрыта, волосы стрижены, улыбка скромностью не дозволенная! Оружие на себе носишь, а кому сказано: «Не убий»?! Тьфу на тебя, тьфу, срам!
— Ты только доплюнь, тётка! Я так, едрить твою… — начал было закипать астраханский казак, но Рахиль быстро осадила его на месте:
— Не надо, Ваня, косым взглядом видно, шо Адам и Ева тупят в прогрессе с умножением на двоих в кубе. Сваливаем тихо своей дорогой, эти таки могут укусить…
— Грешники! Святотатцы! Ослушники! — уже не скрывая фанатизма, кричали им вслед два голоса. — Глаз не опускают, в миру живут, друг дружки за руки касаются, матом язык оскверняют, не молятся беспрестанно, а Бог-то, он всё видит! Вот уж он вам задаст! Кровавыми слезами умоетесь!!! Спаси нас, Господь…
— Знаете, когда мне впервые исполнилось семнадцать, — начала Рахиль, старательно заглушая истеричные вопли кликуш, — я сразу сказала маме: никаких праздников, накрытых столов, рыбы фиш и подарков от дальних родственников. Хочу побыть одна и подумать на предмет самой себя, без свидетелей. Мама сказала: «Конечно да! Но, дочка, разве ты не пустишь в свою комнату нас с папой?» Пущу, кивнула я. «И разве ты не нальёшь нам чашку бледного чаю?» Налью, согласилась я. «А если за нами придёт твоя любимая тётя Софа, ты захлопнешь ей дверь перед бюстом?» Нет, мама, я её пущу, но… «Вот именно, — сказала мама, — никакого праздника — тока чай! Ну там колбаска, сырок, пусть на всех один, маленький, тортик, и, клянусь бабушкой, никто не задержится больше минуты, я даже им ничего не скажу!» Короче, в тот день у меня с утра до ночи плясало шестьдесят пять человек родни, а я клеила кислую улыбку и благодарила за открытки, но вся мама была довольна — её девочка сделала всё, как у приличных людей… Таки к чему я это? А-а, вспомнила! И шо, вот эти громкие типы и есть настоящие, истинно верующие? Я с них дико изумляюсь…
— Бывают и такие, — устало сморгнул бывший филолог. — Встречал пару раз в реальной жизни. Люди искренне считают, что лишь они знают, чего от нас хочет Всевышний, и обвиняют весь мир в неправедности. Обычно так вот всем и грозят гневом Божьим, словно Бог — это кто-то страшный, с большим ремнём, только и ждущий нашей ошибки…
— Ну-у… таки, если по-честному, то для нас, иудеев, Бог, Он всемогущий! На то, что он ещё и милосердный, надеетесь исключительно вы. Хотя, с другой стороны, в Ветхом Завете больше реальных фактов в ту сторону, шо с ним таки вполне можно договориться…
— Эй, кудрявая, — казак на ходу приобнял Рахиль за плечи, — тебе никто не говорил, что ты жуткая богохульница?
— Ой, мама, ну шо вам стоит посмотреть в глаза прямо на логику? — искренне всплеснула руками седьмое колено Сиона. — Если мы его богоизбранный народ, таки за что нас вечно притесняют и геноцидят все кому не лень, так оно, как ни верти, а сплошное испытание. Зачем кому-то испытывать кого-то, если оно ему не упёрлось? А значит, пусть Он принимает нас такими, какие мы есть… вот вам и будет честно! А вы сразу — богохульница…
