Один врач писал: «Экспериментируя на самом себе, я явственно ощущал приток как физической, так и умственной энергии, что вот уже полгода побуждает меня рекомендовать первитин коллегам, работникам физического и умственного труда и особенно, для приема время от времени, соотечественникам, которые подвергаются чрезмерным нагрузкам, – ораторам, певцам (если они испытывают волнение перед выходом на сцену) и экзаменующимся […]. Одна дама принимала стимулятор (примерно 2 × 2 таблетки) перед вечеринками. Другая (весьма успешно) – по утрам (до 3 × 2 таблетки), перед тем как ей предстоял трудный рабочий день»
[65].
Первитин стал симптомом формирования общества достижений. На рынке появились даже глазированные конфеты пралине, начиненные метамфетамином. На одну единицу этого удовольствия приходилось четырнадцать миллиграммов метамфетамина – почти в пять раз больше, чем содержалось в одной пилюле первитина. «Хильдебрандт-Пралине всегда приносит радость» – так звучал слоган рекламы этого весьма действенного лакомства: Mother’s little helper
[66]. Согласно бойко составленной рекомендации, следовало съедать от трех до девяти конфет, при этом указывалось, что, в отличие от кофеина, это средство безвредно
[67]. После столь замечательных конфет делать работу по дому стало гораздо легче и приятнее, и к тому же первитин, подавлявший аппетит, оказался прекрасным средством для похудения.
Одним из успешных рекламных ходов стала статья доктора Фрица Хаушильда в солидном, уважаемом издании Klinischen Wochenschrift («Клинический еженедельник»). Три месяца спустя в том же журнале появилась его заметка под заголовком «Новые специальные средства»
[68], в которой Хаушильд сообщал о чрезвычайно сильном стимулирующем действии первитина, о том, что он способствует мощному приливу энергии, придает уверенность в себе и решительность, значительно ускоряет мыслительные процессы и заметно повышает работоспособность при физическом труде. Разнообразные возможности использования первитина в общей медицине, хирургии и психиатрии открывают широкие перспективы его применения и одновременно с этим побуждают к постановке новых научных проблем.
В университетах по всему рейху взялись за разработку этих проблем. Начало данной тенденции положил профессор Шён из поликлиники Лейпцига, который сообщал, что «после длившейся часами психической стимуляции на смену усталости и сонливости приходили физическая активность и эйфория»
[69]. Среди исследователей вошло в моду принимать первитин – возможно, потому, что поначалу он доставлял столько радости. Эксперименты над собой считались хорошим тоном: «Люди сообщали о своих ощущениях после неоднократного приема 3–5 таблеток (9-15 мг)
[70] первитина, после чего, на основании этих сообщений, мы оценивали его психическое воздействие»
[71]. Выявлялись все новые и новые достоинства стимулятора. Побочные эффекты оставались на заднем плане. Профессоры Леммель и Хартвиг из Кенигсбергского университета свидетельствовали об улучшении способности к концентрации внимания и говорили: «В эту богатую событиями эпоху конфликтов и экспансий одна из главных задач врача состоит в том, чтобы поддерживать работоспособность отдельных людей, а по возможности и повышать ее»
[72]. Эксперименты двух исследователей деятельности мозга из Тюбингена выявили ускорение мыслительных процессов и общее повышение уровня энергии в результате употребления первитина. К тому же их подопытные становились более решительными и уровень депрессии у них значительно снижался. Отмечалось также заметное повышение интеллекта. Данные профессора Пюллена из Мюнхена, изучившего «многие сотни случаев», подтверждали эти результаты. Он сообщал о стимулирующем воздействии на мозг, систему кровообращения и вегетативную нервную систему. Кроме того, он установил, что «однократная высокая доза в 20 миллиграммов резко понижает страх»
[73]. Неудивительно, что руководство фирмы «Теммлер» поддерживало постоянный контакт с врачами, получавшими столь впечатляющие результаты.
Первитин совершенно неожиданно стал олицетворением духа своего времени. В самом деле, когда он завоевал рынок, казалось, что появились предпосылки для прекращения всякого рода депрессий. По крайней мере, так казалось тем немцам, которые в экономическом плане выиграли от прихода к власти национал-социалистов, а их было большинство. Если в 1933 году еще многие верили в быстрое завершение карьеры нового канцлера, то спустя пару лет ситуация изменилась кардинальным образом. Произошли два чуда – в экономической и военной областях. Благодаря им разрешились две проблемы, самые насущные для немецкого общества 30-х годов. Когда нацисты пришли к власти, в стране было шесть миллионов безработных и всего сто тысяч плохо вооруженных солдат. К 1936 году, несмотря на продолжавшийся мировой кризис, в Германии была обеспечена почти полная занятость населения, а вермахт стал одной из самых боеспособных армий в Европе
[74].
Множились и внешнеполитические успехи: ремилитаризация Рейнской области, аншлюс Австрии, «возвращение судетских немцев домой в рейх». Западные державы никак не реагировали на эти надругательства над Версальским договором – напротив, они шли на дальнейшие уступки в надежде на то, что таким образом им удастся предотвратить новую войну в Европе. Гитлер не мог довольствоваться дипломатическими успехами. «Подобно морфинисту, который не может отказаться от наркотика, он не мог отказаться от своих планов все новых внезапных нападений и захватов все новых территорий», – пишет историк и писатель Голо Манн о характере «императора из Браунау»
[75]. Англия и Франция не осознавали, что удовлетворить Гитлера невозможно. От Германского рейха к Великогерманскому, а затем и к Всемирному Германскому: постоянное возрастание дозы, без которой не мог обходиться национал-социалистский режим, было характерно для его сущности. Его политика выражалась двумя лозунгами: «За возврат в рейх» и «Народ без пространства».
