Таким образом, 340 тысяч британских, французских и бельгийских солдат были спасены. В последнюю секунду Союзники избежали полного поражения. Позже фон Манштейн, автор идеи «удара серпом», назвал это «напрасной победой».
Когда 4 июня в 9:40 Гудериан после десяти дней непонятной ему задержки вошел наконец в Дюнкерк, он обнаружил там огромное количество брошенной англичанами техники: 63 тысячи автомобилей, 22 тысячи мотоциклов, 475 танков, 2400 орудий, горы боеприпасов и ручного огнестрельного оружия, а также 80 тысяч французских солдат, для которых не нашлось места на английских судах. И закопченные руины разбомбленного города, который, казалось, насмехался над ним. Англичане выскользнули из западни, которая вот-вот должна была захлопнуться.
Битва за Фландрию завершилась, первый этап плана «Гельб» был осуществлен. Вопреки появившимся впоследствии версиям, эта операция вовсе не задумывалась как блицкриг – с самого начала и до самого конца. После прорыва под Седаном благодаря массовому употреблению немцами первитина она приобрела собственную динамику, которую мог погасить только Гитлер, которого пугало столь стремительное развитие событий. Невзирая на это, он приписал победу исключительно своим собственным качествам. Фюрер считал все свои решения безошибочными – несмотря на чреватый тяжелыми последствиями «стоп-приказ», – и его окружение, трепетавшее перед ним, с готовностью подыгрывало ему в этом. В германской прессе кампания на Западе преподносилась как «самое удивительное событие военной истории всех времен. Порой возможным становится то, что прежде, не без оснований, считалось невозможным»
[169]. Начальник Верховного командования вермахта Вильгельм Кейтель после этой «величайшей военной победы всех времен»
[170] назвал Гитлера «величайшим полководцем всех времен», впрочем, впоследствии, когда серьезные ошибки показали его несостоятельность как военачальника, Гитлера стали иронично называть сокращенно Грёфац
[171].
Драгдилер вермахта
Я приказал вам не спать в течение 48 часов, а вы продержались 17 дней.
Берлин, 6 июня 1940 года. Из иссиня-черных грозовых туч низвергались потоки дождя, барабаня по кузовам автомобилей, автобусов и пролеток, оставляя блестящие капли на плащах, зонтах, фуражках и шляпах. Из громкоговорителя сверкавшей новизной автомобильной радиоустановки «Телефункен» Т-655 доносился дребезжащий, проникнутый воодушевлением голос диктора, сообщавшего о том, что немецкие войска стоят перед Парижем. Водитель черного «Хорьха» переключил радио. Салон служебного автомобиля заполнили звуки песни «Я такой, какой есть» в исполнении Арне Хюльферса и его оркестра, в то время как на улице, в покрытых рябью дождя лужах отражался светло-зелеными неоновыми буквами рекламный слоган: «Персил» всегда «Персил».
В 22:52 поезд, отправившийся от платформы Ангальтского вокзала, унес на запад доктора Ранке. Он отправился на фронт, чтобы изучить потребление военными первитина и привезти запас стимулятора. В его военном дневнике, хранящемся в Военном архиве во Фрайбурге, беспристрастно, без каких-либо прикрас, описаны события второй фазы кампании, в ходе которой были оккупированы внутренние области Франции – в соответствии с планом «Рот». Зачастую он пишет рублеными фразами, его описания несколько сумбурны, в них много сокращений. И постоянно присутствует метамфетамин: «14.6.40, пятница, 9 часов: Совещание. Представление. Согласно сообщению Вейса, он принимает самостоятельно по 2 таблетки через день, находит его действие чудесным, чувствует себя после этого бодрым, не испытывает ни малейшей усталости, никакого снижения умственной работоспособности. Отвечал он на мои вопросы прямо и недвусмысленно»
[173].
Ранке совершил тур по Франции, преодолев свыше 4000 километров и изъездив страну вдоль и поперек – морское побережье, горы, города, – и всюду допинг играл чрезвычайно важную роль. Весьма примечательно то, что в своей поездке он сопровождал изобретателей блицкрига Гудериана и Роммеля. Ранке постоянно оказывался там, где потреблялось больше всего метамфетамина, где все ходили под кайфом и нуждались в нем – ибо он имел при себе большое количество наркотиков и с готовностью раздавал их: «16.6.40, воскресенье: Незадолго до запланированного отъезда, около 10 часов появился мой автомобиль с водителем Хольтом, который ночью нас не нашел. Ура. Упаковки с 40 000 таблеток первитина. В 11 часов поехали в XIV армейский корпус, первая шоколадка (я за рулем), на рыночной площади Лорма 1 чашка кофе, дальше до Монтсоша. За весь день я съел одну коробку печенья»
[174].
Во время своей разведывательной миссии Ранке часто пользовался фотокамерой. Как ни странно, зачастую он снимал спящих: солдаты, растянувшиеся в траве рядом с «Кюбельвагеном»; водители, дремлющие за рулем; офицеры, клюющие носом, сидя в седлах; гауптфельдфебель, полулежащий в шезлонге. Казалось, эти фотографии свидетельствовали о том, что Морфей, главный враг Ранке, до сих пор не побежден и должен, как и прежде, находиться в фокусе внимания или в окуляре прицела. И, разумеется, единственным оружием в борьбе с ним являлся первитин.
Внешний враг был повержен: когда в середине июня немцы вошли в Париж, французская армия почти не оказала сопротивления. В те дни Франция являла собой печальное зрелище: «Руины, остовы автомобилей, трупы лошадей на городских площадях, окруженных почерневшими деревьями, сожженные дома. На путях отступления англичане и французы оставляли беспорядочную свалку военной техники – танки, орудия, грузовики. Дороги были запружены беженцами, навьюченными скудными пожитками и передвигавшимися по большей части на велосипедах»
[175].
Начальник Ранке, санитарный инспектор сухопутных войск Вальдман, тоже путешествовал в те дни по зоне боевых действий и превозносил первитин, хотя и не упоминал его название: «Линия Мажино прорвана. Невероятная скорость продвижения – 60–80 километров в день! Снабжение, повышение работоспособности, эвакуация в тыл – все намного лучше, чем в 1918 году»
[176]. В этой войне немецкие войска не буксовали, а двигались вперед с беспрецедентной скоростью. Роммель, который старался обходить последние оборонительные позиции французов и зачастую продвигался по полям, преодолев 17 июня 1940 года 240 километров, установил своего рода «военный мировой рекорд». Начальник Оперативного штаба люфтваффе отмечал: «Темпы продвижения на марше просто потрясают»
[177].
